Александр Беатов - Время дня - ночь

Залез как-то раз он в стол табельщицы-то, будто бы по работе что-то искал, как мы топерь. Глядь! Ан тама — анкета! А в анкете той — таблица-график, с алфавитным перечнем фамилий тех рабочих, и супротив ихних фамилиев — цифры какие-то и нумера. И каженный новый день цифры и нумера добавлятца…

Стал Пыжкин еш-шо пуш-ше следить за Надькой и рабочими. И вот, однажды выследил-таки, куды они ходють, и засел заранее в одном подвальном помещении, куды оне все по очереди должны были придтить, приготовилси, значит, наблюдать, как Надька будет удовлетворять всех, как он было порешил тогда, не чем иным а самым натуральным сексом — согласно графику, что он обнаружил в столе учётчицы.

И вот — глянь — приходит сначала табельщица, следом за ней — один рабочий, потом другой, третий, четвёртый и пятый… Каженный при энтом быстро сыма-ат штаны, а табельщица берёт его за энто самое, что-то дела-ат некоторое время, а потом…

— Что?! — не выдержал Игорь.

— А вот что: размер сыма-ат при помощи штангель-цыркуля: длину и диаметр, — и результаты заносит в таблицу.

— А зачем?! — удивился Игорь.

— Оказалось, у рабочих возник спор: у кого длиннее и толше. Дак тот, у кого за всю неделю — длиннее и толше, спор выигрыва-ат, и другие четверо скидываюца на две пол-литры. Так каженную пятницу, вместе с Надькой, шестером, поддавали, значит, причём Надька и тот, кто выигрывал, пили бесплатно…

Играли они, значить, уже так несколько месяцев, пока Пыжкин не раскусил, чем они заниматца. Он тогда их игре мешать не стал — но первым делом отравился в Первый Отдел, сообщить об энтом безобразии кому надоть.

А в то время в Первом Отделе шёл ремонт. В связи с энтим секретарши на месте в приёмной не было, и мене позвали менять радиатор. Трубы-то я раскрутил, в обеих комнатах и стену вокруг труб продолбал, так что стало слыхать, что деитца и в кабинете, и в приёмной.

Приходит, стало быть, Пыжкин к тогдашнему начальнику — Серов его фамилия была… Закрываютца оне в кабинете и начина-ат Пыжкин закладывать Надьку и всех пятерых рабочих. Так, мол, и так, раскрыл развратный заговор, который производитца нелегально в рабочее время. Во избежание распространения растленного влияния — надоть всех шестерых немедля засечь.

А времени на часах — как раз около девяти… Бросаются Серов с Пыжкиным из кабинета, чтобы засечь всю группировку на месте. А про мене забыли, что я ковырялся в приёмной, за столом, у радиатора, и двери на замки позакрывали — так что я никуды выйти не мог…

А надоть сказать, что я про все энти Надькины замеры давно уже слыхал: пили мы как-то с одним из тех работяг, дак он всё сетовал, что его хрен — самый длинный, по всем дням недели, окромя пятницы, и потому ему всегда приходитца скидыватца Надьке на водку.

Пожалел я девку тадыть… Дай, думаю, выручу, пока их не застукнули…

Кидаюся к дверям — ан оне заперты… К телефону — а у него номеронабирателя нет — закрытый такой, специальный, секретарский — чтобы принимать звонки можно было, а звонить — нельзя. Тадыть я бросаюся в кабинет начальника — ан нет — уходя, он дверь-то тожа захлопнул…

"Не на того напали, падлы!" — думаю.

Беру ножницы со стола секретарши, подымаю трубку того телефона, что без циферблата, откручиваю крышку с телефонной розетки и начинаю закорачивать ножницами винты, к которым провода подступают: сначала два раза, а потом два раза по три. И получатца, что я набираю номер Надьки — прям в Седьмой цех: ".233".

Подыма-ат, значить, она трубку — я ей в двух словах объясняю суть дела, советую скорее уничтожить все протоколы. Едва успел сказать — видит Надька: в конце цеха появлятца Пыжкин с Серовым и двумя сотрудниками, и направлятца прямо к ней. Она тадыть — шасть — с пачкой своих протоколов к тиглю (знашь, печка така электрическая, чтобы просушивать лакированные платы). Кладёт она туды свои таблицы — и скорее назад, на своё место, как ни в чём ни бывало. Тут к ней подходют — и начинатца обыск…

А я тем временем кой-какой струмент нашёл в своём хозяйстве, поддел легонько замок на входной двери — и был таков, будто мене тама и не было, в приёмной-то, и будто б я ничего не знаю, и никого не предупреждал…

— Вот и вся история! Рабочие вместе с Надькой опосля для мене скинулися на бутылку коньяку, в знак благодарности, значить, что, мол, выручил их. Токмо коньяк тот мне не шибко пондравился — клопами пахнет. Белая она всё ж таки лучше! Так-то! — закончил дядя Коля рассказ, и начал вытаскивать из стола табельщицы разноцветные шариковые ручки.