Александр Беатов - Время дня - ночь

Трамвай тот ходил почти через всю Москву… Неужели то были аборигены знаменитой в те времена Таганки, вынужденные каждый день совершать один и тот же долгий маршрут: утром, с головной болью, чтобы побыстрее — на метро, а вечером — не спеша — на трамвае… И номер того трамвая, Автор уже не помнит точно… Может быть, то был "37" номер? А мужики, в телогрейках, наверное, то были рабочие с Завода?..

Не так давно Автор этих строк, оказавшись в Москве после многих лет отсутствия, забрёл на тот перекрёсток… Старое двухэтажное здание было там же. Но трамвай теперь, похоже было, не останавливался в том месте. Даже рельсы, будто, больше не пересекали Покровку. И пивной уж, конечно, не существовало…

Был конец декабря, и чтобы не замёрзнуть, в каком-то полуподвальном коммерческом магазине я купил бутылку коньяка, ветчину и пластмассовые стаканчики, и мы расположились на скамейке, за тем самым старым зданием, у конечной остановки трамваев.

Из-за мороза нам пришлось сесть на спинку скамейки, а ноги поставить на сидение… Человек, с которым я гулял по Москве, ничего не знал о моих воспоминаниях, о мужиках, в телогрейках, уехавших тридцать пять лет назад на трамвае. Мы выпили по пол-стаканчика, съели всю ветчину. Я спрятал бутылку в карман куртки, и мы двинулись по бульвару к бывшей станции метро Кировская, а ныне — Чистые Пруды.

Я приехал из Америки, чтобы встретиться в Москве с моей невестой, прибывшей на свидание со мною из другого города. Мы дошли до памятника "Мужику в пиджаке", попросили каких-то иногородних, как мы, людей сфотографировать нас на его фоне, направились по бывшей улице Кирова к Лубянке, на улицу Мархлевского где находился тот самый костёл, который когда-то посещал Сашка.

Уже наступили сумерки, когда мы вошли в пустой храм, где было всего два человека: монахиня, охранявшая здание, и спавший молодой человек, нашедший в тот морозный вечер кратковременный приют на одной из скамеек церкви.

После долгой прогулки от Елоховского собора, откуда мы начали в тот день поход, нам требовался отдых. Мы посидели в храме с пол часа. Я поблагодарил Бога за всё хорошее и кажущееся мне плохим — плохое, без которого не могло бы быть хорошего, и мы вышли на церковный двор. Не считая грехом — смущать было некого — не выходя за церковную ограду, ещё раз согрелись при помощи коньяка, а затем прошли мимо всё ещё существовавшего 40-го магазина, оставили Лубянку, здание бывшей Прокуратуры СССР и оказались на Кузнецком Мосту…

Всё как будто было на месте, но всё было иным, чем тогда, в ностальгическом веке двадцатом, "золотом"… Вспомните хотя бы этот замечательный фильм "Покровские ворота"…

Москва… Семидесятые годы… Кажется, это было только вчера… Хотя, что это: почти тридцать пять лет назад?.. Стоит только прикрыть глаза — и я отчётливо вижу…

Игорь Казанков прошёл через медкомиссию военкомата и теперь спешно увольнялся с Завода.

Получив в Отделе Кадров "бегунок" — длинный перечень мест, где требовалось побывать и поставить подписи, — он решил начать с Инструментальной Кладовой, памятуя, что Сашке потребовалось несколько дней, чтобы развязаться с недостачей инструментов. Так как у него, как будто, всё было в порядке, Игорь полагал, что "Инструментальную" он пройдёт сразу. Однако там выяснилось, что у него отсутствует несколько отвёрток, пассатижи и даже паяльник, — всё это когда-то "сведённое на-нет", в азарте игры с Сашкой и Машкой, когда друзья, не щадя "заводских ценностей", в шутку, попросту брали один у другого какой-нибудь инструмент и на глазах у его владельца уродовали. Это казалось смешным, ибо тогда они полагали, что будут работать на Заводе, как бы, "всегда". Но то, о чём забыли рабочие, помнил Завод. И теперь наступил черёд Игоря держать перед ним ответ.

"Да… — думал Игорь в досаде, выходя из Кладовой "не солоно хлебавши". — Даже в армию не просто уволиться! Видать Завод посильнее всех армий!"

И он направился в электроцех, где тоже нужно было поставить чью-то подпись. Там Игорь неожиданно встретил дядю Колю.

Дядя Коля стоял в окружении четырёх-пяти рабочих, у какого-то распределительного электрощита, с предохранителями, и громко говорил:

— Так вот, энтими двума пальцами я замеряю двухфазное! А энтими трема — вот так! — дядя Коля вытягивал вперёд руку, будто собирался перекреститься, — Пробую трёхфазное, то бишь, все 380 вольт!

— Брешет! — воскликнул один из рабочих.

— Включай! — скомандовал дядя Коля, и другой рабочий-электрик повернул рубильник.