Александр Беатов - Время дня - ночь

— Как какой! Однофамильца Вишневского! Я ведь теперь без лекарств не могу!

Люба отвернулась, чтобы не видеть появившегося на лице мужа выражения злости.

— Хорошо! Я сейчас! — Она выскользнула в коридор, и скоро Алексей услышал, как хлопнула наружная дверь.

— Дура! — выругался он ей вслед. — На самом деле, что ли, пошла в аптеку?

Он долго ходил по квартире, стараясь успокоиться. Через некоторое время он забылся, погрузившись взглядом в окно, бессмысленно смотря на скупой пейзаж, ограниченный противоположным домом, отражавшим в себе подобие того, в котором жил Алексей.

Вернулась жена.

— Вот, купила! — Она вытащила из сумки-авоськи три банки, поставила на стол. — Хватит три?

— Что купила? — Он обернулся от окна, с руками за спиною, посмотрел на женщину, прервавшую его мысли, содержание которых мгновенно улетучилось из его головы.

— Мазь Вишневского! Как ты просил. Забыл что ли?

Алексей подошёл к столу. Взял одну банку и прочёл вслух:

— "Мазь Вишневского". — Он взглянул на жену — Вишь, Люба, какая у меня фамилия знаменитая! А ты пренебрегаешь ею! — Он взял все три пузырька, подошёл к полкам и стал выставлять мазь рядом с книгами тёзки, поворачивая этикетками, с красными буквами, вовне. — Только, вот, знай, — добавил он, — Что хотя он и однофамилец, терпеть его не могу, со всеми его оптимистическими трагизмами!

— Хотела приятное сделать… — Люба не знала, что сказать. — Может, не будем больше ссориться?

— Приятное ты мне уже сделала! Всё лето приятно было колоться и всякую ерунду глотать!

— Но ведь, ты же Полине-то говорил, что готов лечиться… Вот мы и решили с ней…

— Решили?! — взорвался Алексей. — А меня вы спросили? Хочу я или нет? — Алексей, поперхнувшись, закашлялся. — А ты и рада была! — продолжал он. — Полина-то и сына родного готова упечь! Не то что меня, дальнего родственника! Небось, тебе-то не сказала, что Сашку своего тоже в психбольницу уложила! От армии спасать!

— О чём ты говоришь? — прервала Люба мужа. — Я Сашку на днях видела у них дома!

— Так его только что выписали! Он же со мной вместе был! Спасатели, тоже мне, нашлись!

— Она мне говорила, что Сашка уезжал куда-то на практику… — в растерянности проговорила Люба.

— Какая, к чёрту, практика! Он уже давно своё ПТУ окончил. Ты, вот, её спроси! Интересно, что она тебе ещё соврёт! — Алексей в возбуждении мерил шагами комнату. — Только ни меня, ни Сашку там ни от чего не вылечили! — воскликнул он. — Так и знайте! — он резко остановился посреди комнаты. — Наоборот! Искалечили! Я, вот, теперь неполноценным человеком стал! Ненормальный!! Пятно на всю жизнь!!

Алексей сильно разволновался.

— А! Чего уже теперь! — махнул он рукой и, протиснувшись мимо жены, стоявшей в двери, пошёл на кухню, где лежали лекарства, выданные в больнице на несколько дней вперёд.

— Вот!! Теперь без лекарств не жилец! — крикнул он оттуда.

— Лучше с лекарствами, чем с водкой-то — ответила ему жена, взглянув на банки, с мазью, рядом с книгами.

— А ты Полину спроси, что она думает по этому поводу… Сын-то её теперь тоже того… судьбой не вышел… Одна дорога — в дворники…

— Почему ты никогда не поёшь? — спросила Люба Алексея, освобождаясь от его объятий.

— Потому что я — псих! — сказал он и сел на край кровати.

— Ну, перестань! Я тебя, правда, спрашиваю!

Она поднялась и тоже села.

В зеркале платяного шкафа её обнажённое тело, без абриса, показалось Алексею толще обычного.

— Не знаю… А зачем обязательно петь?.. — Алексей встал и набросил на плечи халат. — Пойду покурю…

Он вышел на лестницу. Было по ночному тихо. Вишневский поднялся на половину пролёта и сел на верхней ступени.

"А действительно, почему я никогда не пою?" — подумал он.

От ночной тишины и тусклого света, пробивавшегося из-под пыльного плафона, было тоскливо и одиноко.

Каждый звук усиливался, отражаясь размытым гулким эхом.

Вишневский чиркнул спичкой и закурил.

"Эх!" — тяжело вздохнул он, вслушиваясь в отзвук своего голоса.

"Наверное, я не пою потому, что не запоминаю слов песен", — продолжал он думать. — "Ведь для этого нужно делать усилия, напрягать память… А я так давно устал от жизни, что уже ничего не хочется. Да и настроение-то редко бывает хорошим, чтобы петь… Так… влачишь существование зачем-то… Тенденция к импотенции… Вот она — преждевременная старость приходит… Психушка ускорила её приход… Никакой стимулятор не поможет…"

Не заметив как, Вишневский выкурил всю сигарету до самого фильтра, бросил её куда-то вниз, в пролёт между лестницами, и закурил новую.