Наутро начали считать деньги. Растрата оказалась весьма непропорциональной их возможным последующим расходам, особенно у Сашки. Простившись с Карпатами, сели в ночной поезд, направлявшийся во Львов, купив билет лишь до ближайшей станции, чтобы только войти в общий вагон и как-нибудь спрятаться от проводника. Володя с Сашей забрались на третьи полки, а Сергей с Нинкой поленились, понадеялись быть незамеченными среди других пассажиров. Но проводник их выловил и заставил сойти с поезда. Во Львове, дожидаясь прибытия отставших, Саша испытал тяжелейший похмельный синдром. Пересчитав ещё раз деньги, он убедился, что их едва хватало на обратный билет до Москвы. Володя и прибывшие вскоре Сергей и Нинка натолкнулись в местном магазине на модные замшевые куртки и хотя знали о Сашиной финансовой проблеме, купили их для себя и даже отправили посылками в Москву. Поэтому дать денег взаймы отказались, заявив, что не хватает и самим. И Сашка, обидевшись на них, без лишних слов зашагал прочь. Он надеялся, что у его спутников проявится совесть, но никто из них его не окликнул и не остановил.
Разузнав, как доехать до вокзала, он сел в трамвай, где его тут же оштрафовали за безбилетный проезд. После покупки билета до Москвы, у него оставалось всё же около рубля мелочью, и на какой-то станции он даже купил бутылку "сидра" — шипучего безалкогольного напитка и, видя завистливый взгляд мужика, сидевшего напротив него, угостил его, хотя сам едва ли мог утолить жажду таким малым количеством. Утром его сосед заказал себе чаю. У Сашки оставалось всего пять копеек на метро. Попросить у соседа "на чай" постеснялся…
От поездки на душе остался неприятный осадок. Особенно он винил себя за поведение с Нинкой. Оставшиеся дни своего отпуска он безвылазно проводил дома, в уединении: читал Евангелие, слушал религиозные радиопередачи, молился, записывал приходившие в голову мысли и… всё сокрушался о своей печальной участи грешника, не способного смело сказать "верую"…
По истечении трёх месяцев лечения, примирившегося с женой Вишневского, выписали "на поруки". Всю дорогу домой он едва выносил её болтовню, предпочитая привычное теперь для него молчание и отвечая ей односложно. А она, будто чувствуя вину, старалась заполнить пустоты бесконечными житейскими россказнями.
Дома Алексей обнаружил большие изменения. Везде были поклеены новые обои. Шкаф, сколоченный Вениамином, покрылся "морилкой", что делало его похожим на настоящую мебель. В комнате Алексей обнаружил зеркальный платяной шкаф.
— У алкаша с рук купила! — похвасталась жена.
— Почему у алкаша? — поинтересовался Вишневский.
— Пьяный был и с бородой. Отдал дёшево, да ещё задаром помог перетащить, дурак! — пояснила она.
— Ты и рада: "задаром"! — передразнил он жену, прошёл в другую комнату и увидел пять книжных полок, поставленных друг на друга и заполненных всей имевшейся в доме литературой. На верхней полке снова стояло новое собрание сочинений Всеволода Вишневского.
— Это откуда ж ты всё, Люба, взяла? — удивился Алексей, останавливаясь перед полками.
— Откуда? — переспросила жена, появляясь в дверях. — Из магазина.
— И книги тоже? — недоумевал он.
— И книги… По блату достала! В обмен на дефицит, что недавно поступал в наш магазин.
— А зачем опять Вишневского? Кто ж его читает? Лучше б классику какую или детективы… Ведь ты же — филолог по образованию!
— Как зачем?! Ведь однофамилец же! — пожала она плечами.
— Так однофамилец-то, небось, не твой… — Алексей по больничной привычке хотел сунуть руки в боковые карманы, но, поняв, что он — не в пижаме, запихнул руки в карманы брюк и сжал их там в кулаки.
— Как не мой? И мой тоже… Ты ему должен, может быть, даже благодарен… Я как увидела в списке фамилию "Вишневский" — так сразу вспомнила о тебе… Вот, думаю, знак! Пора, думаю, тебя брать из больницы. Купила книги — и сразу за тобой поехала…
— Ведь ты не захотела менять фамилию — свою оставила! — продолжал гнуть свою линию Алексей, не желая подыгрывать жене, зная, что она любит "накручивать" истории, чтобы извлечь из них преимущество.
— Я один раз уже меняла до тебя! Хватит! — обиженно парировала она, переходя в наступление.
— Так вот что! — Вишневский заметно стал нервничать. И голос его дрогнул. — Раз взяла меня на поруки, то пойди-ка теперь, Любаша, в аптеку и накупи мне мази…
— Какой ещё мази? — она широко раскрыла глаза, не понимая Алексея.
Читать дальше