Александр Беатов - Время дня - ночь

— Какие стихи? — Дворник раскурил сигарету, с любопытством смотрел на приятеля.

— А вот, к примеру, из последних, что он мне передал вчера:

Сашка, не глядя на опешившего дворника, двинулся по дорожке дальше, продолжая прогулку.

— Послушай, старик! Это же мои стихи! Я ведь тебе их не читал! Только у меня там немного по другому… Это что, тебе Круглов, что ли их пересказал?

— Да, вчера…

— Он, что, навещал тебя, что ли?

— Нет. Он не мог меня навестить. Он ведь к Заводу приписан, знаешь, как раньше: были такие посессионные рабочие. У него и документов-то нет. Он с Завода — ни ногой! Он же робот. А роботам не полагается документы иметь. Те, что были, он давно потерял по пьяни. А документы те он получил от своего бывшего создателя, инженера, который его смастерил из сэкономленных материалов, придав ему свой лик; — так он того своего инженера-то порешил: стукнул куда надо, чтобы комнатой в коммуналке завладеть. Двойника тогда забрили по его навету — ещё в тридцатых годах. А потом, когда война началась, отправили в штрафной батальон. Там он и погиб. А дядя Коля-робот по его документам стал жить и работать, совсем как человек…

— Слушай, Сашка! Постой! У тебя же шизофренический бред! Ты, ведь болен…

— Зачем же ты тогда привёз мне водку, если считаешь меня больным?

— Ты же меня просил!

— А если я тебя сейчас попрошу разбить этот фонарь? — Юноша показал на фонарный столб, рядом с бетонным забором, вдоль которого они прогуливались.

— Зачем же делать такие сравнения?

— Как зачем? Я, вот, лампы на Заводе бил, потому что выражал ненависть к Заводу и знал тогда, что больше его не боюсь, потому что покидал его. А те игры с Игорем, которые ты считаешь ненормальными, были лишь способом защиты, чтобы выжить в той ненормальной заводской обстановке. Я ведь не стану бить лампы у тебя в гостях! А на Заводе — я был всё равно что в рабстве: это разные вещи. Ведь рабство — ненормальная вещь! Поэтому-то я и спасаюсь тут от армии, что не хочу оказаться в ещё худшем, чем на Заводе, рабстве. Что там мне останется бить, какие там будут "трубки"? Нет! Там мне дадут автомат! И вот тогда, кто знает, что я сделаю?..

— Так ведь видишь! — перебил его дворник. — Значит они правильно боятся! Значит, тебе опасно быть в армии!

— А тебе? Почему ты сам-то "косил"?

— Ну, я — другое дело! Я — свободный художник. Кошка, которая гуляет сама по себе… А потом, я только хотел "закосить", только пробовал… И у меня не получилось… Ты же знаешь, что я не пошёл в армию по другой причине, из-за матери…

— А если бы, всё-таки, пришлось идти служить?.. И тебе дали бы автомат… Ты стал бы стрелять в людей?

— Ну, это — пустой разговор! Я не знаю… И поэтому я избежал армии…

— Это не объяснение! Вот я стараюсь избежать армии, потому что знаю, что стрелять бы ни за что не стал!

Володя ничего не ответил, промолчал. Приятели вернулись с "Большого круга" и теперь молча шли по дороге, между корпусами больничных зданий.

— Большая больница-то! — заметил Володя.

— Да, как Завод, со своими улицами, — Саша обернулся, посмотрел на ворота через которые они только что прошли. — Со своими врачами и проходными…

Володя снова курил сигарету. Саша не выдержал.

— Какой же ты друг?! Если считаешь, что я болен, то зачем же ты водку привёз?

— Я ведь ехал в такую даль к тебе, — начал оправдываться Володя. — И вот те раз! Ты, действительно, наверное, болен, потому, что так болезненно всё воспринимаешь…

— Знаешь, что сказано в Евангелии? — перебил его Саша.

— Что?

— Не говори "рака".

— Ну-ну! Ты, что, изучил его уже? Когда ж ты успел?

— Однажды ты поймёшь, — вдруг Саша остановился. — Ты поймёшь, что на самом деле, не я болен! А ты! — Ты ещё этого не знаешь… Но ты болен серьёзно и по-настоящему психически! А я, если и кажусь сейчас ненормальным, то это — лишь юродство, средство защиты… Вот! Я раскрыл тебе все свои карты! Но когда тебя прихватит по-настоящему, то тебе никакая защита не поможет. А прихватит тебя точно! Я тут насмотрелся на больных! Я знаю…

Володя засмеялся, поперхнулся дымом.

— Вот юмор!.. Ну, ты — шутник! Больной решил здорового везти! "Врачу — исцелися сам!"

Он откашлялся и продолжал:

— У меня тоже одно средство защиты есть!