Валентин Черных - Женская собственность. Сборник

— Я тебе все прощу, кроме вранья, — предупредила она.

— А если я тебе изменю?

— Расскажешь. Мне же это интересно.

— А если ты мне изменишь?

— Я тебе обязательно расскажу. Это же так интересно обсудить.

В самом начале нашего романа я, уверенный в своей исключительности, спросил ее:

— Я хороший любовник?

— У тебя неплохие данные.

— Что значит — неплохие? — я даже возмутился. — Я в эскадрильи, где сорок мужиков, был в пятерке лидеров. Я рассказал ей о замерах в бане и случае с неграми.

Я больше никогда не видел, чтобы она так тогда смеялась.

— Не обольщайся насчет своих достоинств. Конечно, природные данные очень важны. Но из двух боксеров одной весовой категории на ринге всегда побежденный один. Это спорт, а любовь — это творчество. Надо не только победить, но чтобы побежденный еще и получил удовольствие от своего поражения.

Я и она были любовником и любовницей, мужем и женой, сыном и матерью и даже отцом и дочерью. Я не знал, на сколько лет она старше меня, и боялся только одного: что она заболеет серьезно — а в последний год она болела часто — и с нею случится самое страшное. Когда я думал об этом, меня охватывала паника — что же я буду делать без нее. Когда умирал великий хирург или музыкант, я всегда думал, как это несправедливо, чтобы талант и мастерство, которые совершенствовались десятилетиями, исчезали из жизни. Но если не станет Елизаветы, то ее опыт пропадет бесследно. У хирургов и музыкантов могут быть ученики, но я и другие мужчины, которые знали Елизавету, могут давать женщинам только разовые уроки, а у нее могла быть целая школа. Почему люди за столетия так и не поняли, что искусству любви тоже надо учить? Почему учат шить ботинки, управлять автомобилем, но не учат любить? Плохо обученный любви человек так же опасен, как и плохо обученный водитель, от него всегда можно ждать несчастья. Профессии любви должны обучать профессионалы, а обучают подруги, иногда советуют врачи, но они дают стандартные советы, это все равно что приписывать всем аспирин от головной боли.

Елизавета выслушала меня и согласилась.

— Наверное, мы с тобой могли бы создать такую школу, но не успеем.

— Почему не успеем?

Я тогда был не настолько внимательным, чтобы увидеть изменения в поведении Елизаветы. Она стала уставать, похудела. Я не придал этому значения: все взрослые, моя мать например, болели, я это считал нормальным. Однажды она предупредила меня, что уезжает в командировку от Министерства культуры. Она звонила мне из Новосибирска, из Томска. У нее был старый телефонный аппарат, я решил его заменить на новый с определителем номера. И когда она позвонила мне из Читы, я на дисплее увидел московский номер. Откуда она звонила, я выяснил в тот же вечер. Это был онкоцентр на Каширке.

В следующий раз она позвонила мне из Владивостока.

— Я к тебе сейчас приеду, — сказал я.

— Не надо, — ответила она. — Завтра меня выписывают.

Она вернулась еще более похудевшей и в парике, от химиотерапии у нее выпали волосы. Она слабела с каждым днем. Однажды как бы между прочим она сказала:

— Я советовалась с юристом. Чтобы тебе осталась моя квартира, нам надо зарегистрировать брак.

Она надела свой лучший костюм, с киностудии приехал гример. Парик, два часа работы гримера, и она выглядела как прежде. Получив брачное свидетельство, я узнал, сколько ей лет. Она была старше моей матери.

— Я старше твоей матери? — спросила она.

— На три года.

— Замечательно! — прокомментировала Елизавета. — Теперь ты меня будешь любить как маму.

На следующий день мы были у нотариуса. Она составила завещание и выписала мне генеральную доверенность на машину. Елизавета торопилась. Еще через день мы поехали с ней в один из трех самых известных московских академических театров. Главный режиссер, старый и толстый, уже ждал нас. Они обнялись с Елизаветой.

— Это он, — представила меня Елизавета. — Попробуй его.

— Обойдемся без проб. Пусть идет оформляться. Если способный — будет работать. Если полный мудак…

— Не полный, — возразила Елизавета.

— У нас премьера. Приходите, — пригласил главный.

— Когда? — спросила Елизавета.

— В конце месяца.

— Получается, через три недели. Вряд ли. Я протяну не больше двух недель.

— Этого никто не знает.

— Я знаю. Приходи на похороны. Ты самый знаменитый из моих любовников. Бабье придет из любопытства, какая я в гробу.

Главный обнял ее и заплакал.

— Лизка, я тебя любил.