— А почему врачи должны пойти на фальсификацию?
— Потому что врачи получают мало, и во всех диспансерах берут взятки, лечат на дому, не заносят заболевших в картотеку диспансера. И за все это люди дают взятки.
— А ты откуда это знаешь?
— Опять вопрос не по существу, но я отвечу. От адвокатов. Если врачи захотят быть принципиальными, завтра найдутся свидетели, что они кого-то не долечили и скрыли это. Что они подворовывают пенициллин, чтобы лечить на дому, а подворовывают все. С кондитерских фабрик тащат масло, коньяк, муку, с заводов гвозди, электромоторы, тащат все, что можно продать и что может пригодиться в хозяйстве. И самых наглых сажают. Но при необходимости могут посадить каждого, потому что каждый замаран и у власти на крючке. Все получают мизерную зарплату, на которую прожить почти невозможно. Поэтому мелкое воровство запланировано.
— Чтобы там ни планировали, я лично не ворую! — заявила Татьяна.
— Воруешь, — возразила Ольга. — Ты берешь лекарства из своего института, когда лечишь собак и кошек друзей и знакомых.
— Я лечила всего двух собак и одну кошку.
— Ты лечила двух собак, а твои сотрудники занимаются частной практикой, берут лекарства, не платят налогов.
— Это все мелочевка по сравнению с насилием.
— Так оно и квалифицируется. Мелкое воровство, мелкое хулиганство, мелкая спекуляция. Сроки условные и штрафы небольшие. Но люди вылетают с работы. Ни один врач диспансера не хочет лишиться работы.
— Все это тебе внушил адвокат?
— Кое-что про жизнь я и без адвоката знала. Не посадят этих мерзавцев! Потому что их судимость — это крах всех трудов их отцов. Один из этих слизняков собирается поступать в институт международных отношений. Даже при намеке на судимость ему этого института не видать, как и будущей дипломатической карьеры. Другой намылился на факультет психологии в университет. Этот факультет поставляет своих выпускников на работу в КГБ. Там тоже нужны очень чистые анкеты. Адвокат считает, что наш шанс выиграть этот процесс пять из ста. Стоит играть или лучше обойтись компенсацией?
— Я тоже консультировалась, — сказала Татьяна. — Уголовное дело не может быть прекращено, даже если ты заберешь свое заявление обратно.
— А ничего и не будут прекращать, — согласилась Ольга. — Только в суде они будут не как обвиняемые, а как потерпевшие. Они ведь все подхватили гонорею. Не может быть такого совпадения, чтобы трое мальчиков болели гонореей.
— Ничего! — сказала Татьяна убежденно. — Мы тоже не лыком шиты. Найдем другого адвоката. Даже если они выиграют в районном суде, мы обжалуем в городском. Проиграем в городском, обжалуем в Верховном. Всех они не купят и не запугают.
— И что я буду с этого иметь? Замечательную, скандальную репутацию. Мне она нужна? Мне ведь тоже через несколько месяцев поступать в институт. А уж они доведут до сведения ректората историю одной молодой скандалистки и бляди. В любом институте, куда я буду поступать, меня будут валить. Скандалистки никому не нравятся. От них стараются быть подальше.
— Ладно, — устало согласилась Татьяна. — Отложим этот разговор. Продолжим, когда я найду другого адвоката.
— А чего ты молчишь? — спросила меня Ольга. — У тебя есть собственное мнение? Кто, по-твоему, прав? Я или мать?
Я ответил, как думал. Именно после этого ответа в наших отношениях с Татьяной что-то разладилось. Я тогда еще не знал, что разрыв с женщиной почти всегда начинается, когда она задает вопрос и получает ответ, который не хочет или не может принять.
— Они, конечно, мерзавцы, — ответил я. — Сейчас их наказать будет трудно. Это как с воровством, не пойман — не вор. Но не пойманный вор не перестает воровать. Поймаем их на другом воровстве. Впереди целая жизнь, еще сведем с ними счеты. А сейчас с них надо взять всю возможную компенсацию.
— Продаться за какую-то ободранную квартиру? — спросила меня Татьяна.
Я молчал, зная, что ни переспорить, ни переубедить Татьяну я не смогу. Она всегда жила в отдельных квартирах. В квартире деда и отца, потом в этой не очень удобной, но своей. За меня ответила Ольга:
— Да, за квартиру. И я об этом должна уже думать сегодня. Тебе повезло, что твоя сестра вышла замуж за богатого австрийца и он, заняв генеральскую квартиру твоего деда, купил две квартиры-«распашонки» для тебя и твоего отца и матери, а то бы нам всем пришлось жить в коммунальной квартире. Но ни ты, ни мой драгоценный папаша никогда на квартиру не заработаете. Значит, я всю жизнь буду жить в крохотной комнатушке, а если выйду замуж за провинциала, как ты, в этих двух комнатах будут жить четверо, я когда-нибудь рожу ребенка, и нас будет пятеро. Я думаю, и ты еще можешь родить ребенка, потому что, если ты не родишь, ты вряд ли удержишь своего крестьянина, он же в своей деревне не сможет показаться, если у него не будет своего ребенка. Значит, нас будет шестеро. Нормальная коммуналка с одним сортиром, в который надо занимать очередь с шести утра. Тебя такая жизнь устраивает? Нет уж, я из этих мерзавцев за свое унижение вытрясу все возможное. И не вздумай мне мешать!
Читать дальше