Валентин Черных - Женская собственность. Сборник

— Все разговоры в суде! — оборвала Татьяна извинения директора.

— Выслушайте нас, — продолжил директор. — Мы компенсируем моральный ущерб. Физического ущерба не было. По заключению врачей Ольга не была девушкой.

— Может быть, ее и не заразили гонореей? — спросила Татьяна.

— Может быть, — согласился директор. — В диспансере не исключают, что именно она заразила мальчиков. И это доказуемо, анализы покажут — только что заразились или несколько недель назад. Лучше нам эту проблему решить мирным путем.

— В суде, — сказала Татьяна. — И этого требует Ольга.

— Уже не требует, — ответил директор. — Она согласилась на компенсацию. Но она назвала такую сумму, что просто смешно. Таких компенсаций не бывает. Она этого еще не понимает. Поэтому мы и пришли к вам, чтобы вы ей объяснили.

— Ольга готова забрать заявление из милиции за какую-то компенсацию? Я правильно вас поняла?

— Абсолютно правильно, — подтвердил директор. — Поговорите с дочерью, найдите общее решение и назовите разумную сумму, потому что никакого насилия не было. Она танцевала на дискотеке со всеми троими. И каждого она пригласила подняться на чердак. Так они оказались втроем.

— Пошли вон! — сказала Татьяна и начала подталкивать отцов к выходу.

— Мы же разумные люди, давайте поговорим! — предлагал директор, уже вытесненный в переднюю. Чиновник вышел молча.

— Надо говорить с Ольгой. Сейчас я ее вызову сюда! — решила Татьяна.

— Не надо, — сказал он. — Съездим к ней. Надо посмотреть, как она устроилась. И вообще поговорить. И так, между прочим, спросим, правда ли, что она готова на компенсацию?

Бориса дома не оказалась, он был на очередном заседании межрегиональной группы депутатов. Татьяна привезла Ольге какие-то ее вещи и, уже прощаясь, сказала ей:

— Проводи нас.

Они сели на лавочке во дворе дома, и Татьяна спросила:

— Какую компенсацию ты запросила, чтобы забрать заявление из милиции?

— Пятнадцать тысяч долларов, — ответила Ольга.

— Почему пятнадцать, а не двадцать или двадцать пять?

— Объясняю, — ответила Ольга. — Сейчас уезжает в Израиль одна еврейская семья и продает кооперативную квартиру за десять тысяч долларов. А мне надо еще тысяч пять, чтобы купить мебель, телевизор «Филлипс», музыкальный центр, видеомагнитофон, кухонный комбайн, стиральную машину. В пять тысяч я укладываюсь.

— И ты за пять тысяч готова простить этих ублюдков?

— За пятнадцать, — поправила мать Ольга. — У меня еще будет время свести с ними счеты. А пока ситуация может сложиться не в мою пользу.

— Это правда, что ты не была девушкой?

— Правда.

— А когда это случилось?

— Два года назад.

— В четырнадцать лет?

— Мне было почти уже пятнадцать.

— И кто же это был?

— Один из твоих друзей.

— Кто?

— Не скажу. Зачем еще один скандал?

— Это дело подсудное. Он совратил малолетнюю.

— Он не совращал. Это я его совратила.

— Может быть, ты совратила и этих троих?

— Нет. Эти мерзавцы меня изнасиловали.

— Тогда эти мерзавцы должны быть наказаны!

— Мы можем проиграть.

— Почему мы должны проигрывать?

— Как объяснили мои знакомые юристы, процесс пройдет по следующей схеме…

— Откуда у тебя знакомые юристы?

— Если ты будешь задавать так много вопросов, мы никогда не перейдем к сути дела.

— Это последний вопрос, — ответила Татьяна и прикрыла глаза.

Он знал уже это ее состояние крайней усталости. Она прикрывала глаза и опускала руки.

— Объясняю, — ответила Ольга по-прежнему спокойно. — У меня есть знакомый парень. Он учился на три класса старше меня, сейчас он на третьем курсе юридического факультета Московского университета. А его отец — довольно известный адвокат. Ты его тоже знаешь.

— Тот, который защищал на процессах диссидентов?

— Да, — подтвердила Ольга. — Он готов защищать меня, но считает, что этим мерзавцам ничего не будет. Ну, снизят оценку за поведение в школе. Их адвокаты докажут, что я не была девушкой и заразила ребят гонореей.

— Как же они докажут?

— Диспансер даст соответствующее заключение, потому что на врачей нажмет или милиция, или прокуратура.

— А почему милиция должна быть на стороне преступников?

— Потому что отец одного из мерзавцев работает в Моссовете, а его родной брат, то есть дядя мерзавца, заместитель заведующего административным отделом ЦК партии. Что это такое, ты знаешь?

— Партийным хозяйством, что ли, занимается?

— Вот именно, если считать хозяйством прокуратуру, милицию и Комитет государственной безопасности, которые курирует этот дядя. А уж он найдет, кто нажмет на врачей диспансера.