И ушла семья, изгнанная из дома, и потащили домашние за собой шейха Сейида, будто скотину или вещь какую-нибудь. Они поселились в маленьком полуразрушенном домике и зажили там горькой жизнью, кое-как добывая себе пропитание.
А шейх Сейид по-прежнему пребывал в спокойствии и безделье: не выходил из дому, проводя время с ребятишками, или просто спал у стены, не различая ни дня, ни ночи. Он потолстел, живот его обвис, всклокоченные волосы слиплись от грязи. Вид его стал отвратительным. Прежние черты — черты человека разумного и работящего, сильного и храброго — исчезли под этой дикой маской с блуждающими мутными глазами, — так скрывается яркий свет за грязным, пыльным стеклом.
Была у шейха Сейида слепая мать. Она приходила к сыну тайком, чтобы не знали остальные братья, и приносила ему подарки — еду или одежду, и при виде ее он весело кричал, как ребенок. Толком не понимая, кто она, шейх брал из ее рук гостинцы и одежду с наивной радостью. А мать сажала его огромное тело на свои слабые колени, прижимала его к груди с жалостью и нежностью, кормила сладостями и рассказывала ему сказки о гулях [30] Гули — злые духи-оборотни, излюбленные персонажи арабских сказок.
и ловкаче Мухаммеде. И когда он засыпал, клала его голову к себе на колени и напевала ему неясные детские песенки.
Умерла жена шейха Сейида, оставив ему детей, не достигших еще разумного возраста. Тяжело было старухе матери видеть семью без кормильца и хозяина, и она ушла к своему сыну и разделила с его семьей тяготы жизни, всеми силами стараясь облегчить их участь.
Шло время, дети выросли, стали юношами и девушками. Жить было трудно, и сыновья разбрелись по свету искать счастья. А дочери сидели дома в ожидании замужества. Но замужество проходило мимо них, словно насмехаясь, и не протягивало им руки. Положение семьи ухудшалось день ото дня — ведь кормильцы-сыновья уехали. Начала старуха раздумывать, что делать дальше, и решила взять своего калеку сына и пойти по рынкам просить милостыню. Неужели слепая мать и ее несчастный сын-идиот не вызовут жалости и не заставят людей расщедриться?!
На другой день она вышла, таща за собой сына, — он упирался, не желая идти, — и привела его на рынок. Здесь они провели целый день, выпрашивая милостыню, и принесли домой немного еды и денег.
Они выходили так каждый день, и вскоре шейх Сейид привык бродить по деревне один, покидая мать в начале пути. Он ходил по лавкам и кофейням, разговаривая сам с собой, смеясь и ругаясь, делая рукой странные движения; потом возвращался к матери, и в мешке его всегда оказывалось что-нибудь съестное.
Однажды шейх Сейид вошел в лавку Абу Шуши, мясника, и быстро заговорил:
— Я уже давно говорил тебе, осел, что добра много… Вот один… два… три… ардебб [31] Арде́бб — мера сыпучих тел, равная 197,75 куб. дм.
пшеницы в доме… Вода в канале спокойна… Один… два… три… Пусть господь наш проклянет твоих дедов, собачий сын!..
— Я собачий сын? За что ты меня так? Что я сделал?
— Сделал что-нибудь?.. Всегда! Добра много, парень, добра много…
Абу Шуша улыбнулся и положил кусок мяса в его мешок. Шейх Сейид вышел, смеясь и повторяя то, что говорил мяснику. А Абу Шуша сидел в лавке, опершись подбородком на руки и размышляя о том, что сказал этот сумасшедший. «Один, два, три, добра много… добра много…» Что это значит? А может, он имел в виду судебный процесс о земле? Ведь заседание как раз через три дня.
Прошло три дня, и Абу Шуша выиграл дело, тянувшееся уже долгие годы. На радостях устроил он богатый пир — настоящую свадьбу, раздавал милостыню направо и налево, а шейха Сейида осыпал всевозможными подарками.
Это было великой победой шейха Сейида. Люди передавали друг другу слухи о нем, и слава его разнеслась повсюду. Со всех сторон к нему устремились жаждущие узнать скрытое. Он говорил им что попало, но получалось удачно, и люди прислушивались к его бреду. Все боялись его, почитали и щедро одаривали.
Рафаат-эфенди, человек глупый и чванливый, был управляющим у помещицы, во владениях которой жил шейх Сейид. У Рафаата было две жены: первая, которой уже минуло сорок пять, жила с ним в усадьбе, а вторую, едва достигшую восемнадцати лет, он поселил подальше, в деревне. Рафаат-эфенди питал склонность к молодой жене, поэтому в сердце старой копилась злоба.
Однажды Рафаат-эфенди сидел на берегу канала возле усадьбы, под тенью большой смоковницы и завтракал в одиночестве; ему прислуживал мальчик. Эфенди ел, нахмурившись, распекал слугу за малейшую оплошность, ругая и блюда, и того, кто их приготовил. В это время к нему приблизился шейх Сейид в своей широкой рубахе, вздувшейся от ветра. Он шел, загребая одной рукой и задыхаясь. Усевшись поблизости от Рафаата-эфенди, Сейид уставился на еду и стал произносить какие-то слова, непонятные и путаные. Но Рафаат-эфенди не обратил на него ни малейшего внимания и продолжал завтракать, брюзжа себе под нос. Шейх Сейид придвинулся к нему и, протянув руку, что-то крикнул ему в лицо. Эфенди только взглянул на него исподлобья и выругался сквозь зубы. Терпение шейха Сейида лопнуло: он протянул руку, смеясь схватил кусок с блюда и начал жевать.
Читать дальше