Вадим Давыдов - Год Дракона

– Или они уже убили их. Чтобы мы потерпели поражение при любом исходе.

– Нет. Они не могли не оставить себе дороги к отступлению.

– А Лукашенко?

– Его, скажем так, не полностью информировали. А Садыков ведет двойную игру. Для русского президента он симулирует ограниченный контроль над Лукашенко, на самом деле подводя ситуацию к той цели, которую преследуют чучмеки. Его нельзя пока трогать. Пусть они думают, что все идет по плану.

– Дальше.

– Давай я обрисую то, что мы накопали, Елене, чтобы она могла убедить Лукашенко, что Садыков водит его за нос, ставит между нами и русскими. Он хитрый и живучий. Захочет жить – поверит. А он захочет…

– Ну, ясно. Мне, как всегда, самое трудное достается. С русским президентом договариваться… И с Пинчуком…

– Судьба такая, величество. Ты король или где?

Елена, ощутив легкое покалывание вибровызова телефона, раскрыла аппарат и резко села на кровати:

– Томанова.

– Здравствуй, жизнь моя. Разбудил?

– Почти.

– Как Сонечка?

– Стабильно. Много обезболивающих, но она не спит. Температура повышенная, правда, не сильно… Я не знаю, почему, врач тоже не может ничего сказать. Спрашивает, когда ты прилетишь…

– Скоро. Дайте ей снотворное.

– Нельзя. Здесь нет никакой аппаратуры, мы так и не в силах определить, повреждено ли что-нибудь внутри. Пусть будет, как будет. Мы делаем, что можем…

– Ладно. Я понял. Совсем немного осталось, Елена. Если ты сможешь…

– Говори, Данечку. Говори.

– Слушай, что нам известно, жизнь моя…

Она слушала его молча, даже не переспрашивая. Майзель это почувствовал:

– Тебе страшно?

– Да. Да, мне страшно…

– Я вылетаю. Прямо сейчас.

– Нет. Ты нужен там. Ты нужен королю и всем остальным… Ты не можешь так цепляться за мою юбку. Я справлюсь.

– Я знаю. И все равно. Я…

– Что?

– Нет. Ничего. Будь осторожна, жизнь моя. Помни, пожалуйста, что ты – моя жизнь, а все остальное – неважно. Слышишь?

– Слышу, Данечку. Я все сделаю. Держись.

– Держись, мой ангел, – эхом откликнулся Майзель. – Целуй Сонечку…

Елена улыбнулась и осторожно сложила телефон.

– Это дядя Даник звонил? – тихо спросила девочка.

– Да, милая, – Елена склонилась к ней и поцеловала в лоб. – Велел передать тебе привет и поцеловать… Ты никак еще не можешь уснуть?

– Нет… Я не хочу… У меня ничего не болит, ты не бойся, тетя Леночка…

Этого– то я как раз и боюсь, подумала Елена, боюсь, потому что не понимаю… Она снова поцеловала девочку:

– Уже скоро, милая. Совсем немного осталось…

– Расскажи мне сказку, тетя Леночка, – попросила Сонечка.

– Я не умею, – жалобно улыбнулась Елена. – Это дядя Даник у нас – сказочник…

Не только рассказывать мастер, подумала Елена, но и устраивать. Только на этот раз как-то совсем не по-сказочному вышло… Ее затошнило, но она снова подавила в себе это.

– А дядя Даник сказал, что ты писатель…

– Это так, милая. Но я пишу для взрослых, не для детей…

– Ну, тогда… Историю, какую-нибудь, не обязательно сказочную…

– Хорошо, – Елена пододвинулась чуть поближе к девочке. – Я попробую…

Она взяла в руку горячие Сонечкины пальчики:

– В одном очень древнем и очень красивом городе жила-была маленькая девочка…

– Принцесса?

– Нет. Княжна, – улыбнулась Елена. – Ее любили все вокруг, и она тоже всех любила. Ей казалось, что так будет всегда… Девочка выросла, прочла множество разных книг, добрых и не очень, умных и глупых, и стала почти взрослой девушкой…

– Красавицей?

– Она нравилась многим. И нравилась себе. И жизнь чудилась ей бескрайним зеленым лугом, под синим небом и ярким солнцем, по которому скачут прекрасные принцы на белых конях… Ей казалось, что еще немного – и она встретит своего единственного, которого сразу же узнает, и он, усадив ее в седло, умчит в прекрасную сверкающую даль, где они будут любить друг друга, проживут вместе долго и счастливо и умрут в один день… Но этого не случилось.

– Почему?

– Потому что она очень спешила. И однажды совершила ужасную, немыслимую глупость. Хуже, чем преступление – ошибку. И узнала, правда, не сразу, что из-за этой ошибки никогда не сможет родить ребенка. И ей стало так плохо, что в этот миг ей даже расхотелось жить… Но у нее был стойкий характер.

– Как у стойкого оловянного солдатика?

– Почти. Почти такой же… И она много училась, потом много работала, и совсем забыла свою мечту о принце. Потому что она стала совсем взрослой, а взрослые мечтают мало или не мечтают совсем, а если мечтают, то о вещах, совсем простых и доступных – о новом доме, автомобиле… И очень редко – почти никогда – не думают и не мечтают о любви…