Йоханнес Зиммель - Любовь - только слово

— Да, синьора, чрезвычайно застенчивый.

У миссис Дурхам огромный дом с пристройками, флигелем, гаражами и громоздкими помещениями для прислуги. Дом расположен на небольшой возвышенности над водой. Он был построен десять лет назад, сообщает миссис Дурхам, наливая виски. Полы из камня, частично с мозаичным орнаментом, масляное отопление, все удобства, но: «Никакого радио! Никакого телевизора! Мне достаточно газет, да и те я читаю лишь иногда. Мне нужен покой!»

На стол накрывает очень смуглая местная девушка. Она все время с любопытством смотрит на меня. Я пью красное вино, миссис Дурхам виски. Она уже выпила шесть бокалов и заметно пьяна. На стене висит портрет красивой молодой женщины. Я не стал спрашивать, кто это, я и так знаю. Это дочь миссис Дурхам, Вирджиния. Когда миссис Дурхам смотрит на фото, я пугаюсь, как бы она не заплакала. Но она не плачет. Она только делает большой глоток виски.

Странно, что даже здесь меня не покидает чувство, что кто-то преследует, наблюдает и следит за мной. Это, наверное, все-таки моя нечистая совесть! После ужина мы играем в карты. Миссис Дурхам продолжает пить. На этот раз она сидит спиной к фотографии своей дочери. Я полагаю, что не более чем через полчаса смогу откланяться. К тому времени миссис Дурхам должна уже прилично набраться и совсем устать. Но вдруг входит управляющий. Кажется, кто-то позвонил. Миссис Дурхам встает и, немного покачиваясь, сообщает, что позвонил ее старый приятель майор Инграм. Она о нем уже рассказывала.

— Я сейчас вернусь…

Я вежливо приподнимаюсь со стула. В отсутствие миссис Дурхам рассматриваю портрет Вирджинии. Очень красивая девушка. Я понимаю, почему миссис Дурхам как сумасшедшая носится по белу свету. Но, с другой стороны, все же не до конца. Надеюсь, я со своими размышлениями не совсем похож на идиота, но все же радость жизни заключается всегда только лишь в наших воспоминаниях. Я имею в виду следующее: то, что сегодня для нас является несчастьем, через три, четыре, пять, шесть лет становится в наших воспоминаниях счастливым прошлым. Сознание здоровых людей старается избавиться от всего негативного и оставить лишь хорошее. Почему же тогда миссис Дурхам все еще так переживает, почему она так много пьет? Разве я не прав в своих рассуждениях? Может, я тоже уже перепил…

Миссис Дурхам возвращается, щеки ее горят.

— Идемте! Скорее идемте!

— Что такое?

— Пойдемте со мной!

— Куда?

— К майору Инграму.

— Но, миссис Дурхам…

— Нет-нет-нет! Вы просто еще не в курсе дела, что случилось в Германии! Нам нужно сходить к майору Инграму. Итальянское радио каждые пять минут передает экстренное сообщение. Телевидение тоже. Может, мы уже стоим на пороге Третьей мировой войны.

— Ради Бога, миссис Дурхам, скажите же вы наконец, что случилось?

— Этот господин Ульбрихт распорядился вчера, в воскресенье, построить стену. Она разделит Западный и Восточный Берлин. Никого не будут пропускать. Семьи не смогут видеться, муж с женой, друг с другом. Майор Инграм сообщил, что через двадцать минут по Евровидению будут транслировать репортаж из Берлина!

Мне приходится поддерживать миссис Дурхам под руку, потому что дорога, по которой мы идем, очень плохая, а пожилая женщина перебрала лишнего. Дом ее друга расположен гораздо выше, и мы очень торопимся. В небе огромная луна. Большая жаба преградила нам дорогу, и мы осторожно, чтобы случайно не раздавить, обходим ее. Около соломенных хижин громко кричат ишаки.

— Этот майор — очень хороший человек! Он был так взволнован, что едва мог говорить, — сообщает миссис Дурхам, с трудом переставляя ноги и часто спотыкаясь. — Он воевал. Потом работал в штаб-квартире союзников. Он мне только что сказал: «Элизабет, знаешь, дело пахнет войной!»

Дом майора похож на белое светящееся пятно, окруженное плотным кольцом итальянских сосен.

Хозяин сам открыл нам дверь с сигарой во рту и бокалом виски в руке. Майор Инграм оказался как две капли воды похож на Уинстона Черчилля. Такой же толстый, широколицый, с умными глазами. Он целует миссис Дурхам. После того как она представила меня, трясет, пожимая, мне руку и оправдывается:

— Простите, я не знал, что у Элизабет гости. Но вы ведь немец, господин Мансфельд, не так ли? Входите, пожалуйста! Через десять минут начнется репортаж из Берлина, и вам это должно быть интересно, ведь вы живете в этой стране, как я полагаю?

— Да, конечно, майор!