Йоханнес Зиммель - Любовь - только слово

— И ты приняла это предложение?

— Конечно. А ты бы не принял?

Моей матери всегда было тяжело подниматься по лестнице. Из-за проблем с ногами. Теперь надо идти в парк по лестнице. Я поднимаю ее, чтобы нести. Она легкая, как девочка, и хихикает так же, как маленькая девочка.

Уже начинают звонить церковные колокола.

— Да, и представь себе, доктор Виллинг выздоровел. Совсем! У нас, пожилых людей… есть еще невероятные жизненные силы. Мы с доктором Виллингом, например. Взгляни на меня: выгляжу ли я хоть на один год старше сорока?

— Нет, мама.

— Он совсем один на белом свете, знаешь? Настолько умен, просто невероятно. Тебе надо познакомиться с ним, так как…

Она запинается.

— Что?

— Не смей меня высмеивать!

— Конечно, не буду.

Она шепчет:

— Я разведусь и выйду замуж за доктора Виллинга! Что ж, он тебе понравится. Он понравится тебе. Огромный интеллект. Мы будем легкими в общении людьми… Есть еще земляные орехи?

— Да.

Она вырывает из моих рук пакетик и жадно рассматривает его. На мгновение становится похожей на злую ведьму. Потом вновь ангельски улыбается.

— Спокойной ночи, Оливер. Завтра ты снова придешь?

В освещенном окне зала я вижу профессора.

— До завтра. Спокойной ночи, мама, — говорю безвольно.

И слышу звон колокольчиков и пение.

— Я еще должна сегодня непременно поговорить с доктором Виллингом, дорогой. Ты же знаешь. О капиталовложениях. Он ждет меня.

Она чуть касается меня губами, бросает мне своей рукой, как у привидения, воздушный поцелуй и семенит прочь. Я вижу, как профессор приветствует ее в зале. Потом выходит на воздух.

— А, господин Мансфельд. — Он проводит своими розовыми пальцами по бороде, он в хорошем расположении духа, больше не раздражен. — Ну разве ваша матушка не выглядит великолепно? Разве вы не почувствовали, что ей у нас хорошо?

Я, опустошенный и удрученный, стою в снегу и отвечаю:

— Конечно, конечно. Но пока есть риск нового обострения…

— Верно!

— Кроме того, у нее здесь еще этот господин доктор Виллинг.

— Кто?

— Адвокат! Она как раз идет к нему. Она, честно говоря, очень дорожит им.

— Мой бедный юный друг… Теперь-то вам наконец ясно, насколько я прав?

— Не понял…

— Доктор Виллинг умер через день после поступления вашей матушки к нам. Она получила его комнату. И конечно же, никогда не видела его.

— Мсье Мансфельд?

— Да.

— Минуточку…

Потом я слышу голос Верены:

— Любимый! Могу совсем коротко поговорить с тобой по телефону, не правда ли, это замечательно?

Я ложусь на кровать в номере гостиницы. Связь плохая, что-то трещит и щелкает, слышны голоса других абонентов. Восемь часов вечера.

— Прекрасно. Но как…

— Мы приглашены в гости. Мой муж уехал, чтобы встретить одну супружескую пару, англичан. Они живут далеко отсюда и здесь не ориентируются. Что ты делаешь?

— Сижу в гостинице.

— Что? Не понимаю!

— Я сижу в гостинице.

— Не могу разобрать ни слова. Алло… алло!.. Оливер… Ты хоть чуть-чуть слышишь меня?

— Не очень четко.

— Что? Что ты говоришь? Ах, я так рада…

— Мне очень жаль, Верена. Положи трубку. Нет никакого смысла.

— Может быть, хоть немного послушаешь, что я скажу…

— Да.

— Я не понимаю. Девушка, девушка! Что за скандал?

Девушка не отзывается.

— Буду говорить наудачу. Если ты был уже у своей матери, то иди развейся, хорошо? Но не напивайся. Будь молодцом. Не смотри ни на каких других женщин. Я, в общем-то, тоже ревнива.

— Да, Верена.

— С ума сойдешь с этой связью! Думаю, надо заканчивать разговор.

— Я тоже так думаю.

— Что ты говоришь? Ах, я сейчас заплачу.

— Не плачь.

— Счастье, что Рождество за границей — радостный праздник. Только в Германии его проводят весело, в кругу близких, собравшись за столом. Здесь — джаз, и конфетти, и воздушные шары, и уже сейчас большое количество выпивших. Я все время буду думать о тебе. Ты меня слышишь? Ты меня слышишь? Алло… алло… алло…

Кладу трубку.

Счастье, что Рождество за границей — радостный праздник.

У меня есть два смокинга.

Лучший висит в моем шкафу в «Квелленгофе». Купленный раньше принадлежит к вещам, которые я всегда оставляю в Люксембурге, в гостинице. Здесь все берегут для меня. Я надеваю смокинг и иду в бар. Здесь тоже уже есть подвыпившие, и воздушные шары, и бумажные змеи, и приятные люди. Я пью коньяк. У меня не очень хорошее настроение.

Коньяк взбадривает. После трех рюмок настроение улучшается. Эхтернах — небольшой город. Я знаю, что Лиззи и отец в сочельник выходят в свет. Мне не нужно их долго искать. Они сидят в «Рикардо». У этого ресторана преимущество для того, кто хочет понаблюдать за другими: его интерьер составляют только ложи, обитые красным шелком. Очень много гостей. Так что, прежде чем получить столик, я должен дать распорядителю крупные чаевые. Причем столик должен быть расположен так, чтобы я мог видеть их обоих. А они видеть меня не должны.