Йоханнес Зиммель - Любовь - только слово

— Этого я не понимаю.

— Один из отцов, которые определенно поучаствовали в том, что «засветили» доктора Фрея, и который забрал своего сына из интерната, — известный господин Кристианиа.

— Кристианиа? — Лорд морщит лоб. — Не тот ли Хорст Кристианиа из фирмы «Кристианиа и Вольф» в Гамбурге?

— Да, он.

— Но Хорст же… — Лорд замолкает. Я уверен, он хотел сказать «…мой добрый друг». Но он осторожен: — Что же было с Хорстом?

— Господин Кристианиа… — вообще-то ужасно, что я так спокойно беседую с человеком, жена которого спит со мной, жену которого я люблю; невероятно, как быстро привыкают к подобному —…господин Кристианиа финансировал интернат. Только тогда интернат и был хорошо отстроен. До тех пор виллы лишь арендовались. Три года назад директор купил их. Для этого ему нужны были деньги, много денег.

— Ясно.

— Вчера вечером он сказал мне, что занял слишком много. Но это не катастрофа! При более чем трехстах учениках он мог бы оплатить ссуду в рассрочку. Но за последний год просрочил три векселя. Он каждый раз просил господина Кристианиа отсрочить их оплату или прибавить к погашению последнего векселя, который подлежит оплате в 1964 году. Всякий раз господин Кристианиа делал это без промедления, так как в интернате учился его сын и…

Лорд качает головой. Какое-то время курит трубку. Потом говорит:

— Дальше можете мне не рассказывать, Оливер. Я уже понял. Теперь Кристианиа, конечно, продлит оплату всех векселей, которые необходимо погасить сразу, не правда ли?

— Да, господин Лорд.

Лорд смеется.

— Старый нацист! Сын его больше не учится в интернате. Но надо же понимать и положение других людей? Я всегда говорю так, не правда ли, любимая? — И он похлопывает свою жену по колену. А если он и вправду попытается вникнуть в наши отношения с Вереной? — Ваше пиво становится теплым. Нет, нет, никаких возражений, отдайте! — Он выливает остатки пива из моего бокала и берет новую бутылку из серебряной чаши со льдом. — О! У этого другой вкус! Сколько стоят эти три векселя? Все вместе? — Я думаю. — Сколько необходимо заплатить вашему учителю немедленно?

— Сто тысяч.

— Гм.

— Да, но и весь остаток Кристианиа также хочет получить сразу. Он пытается расторгнуть договор.

— Он может это сделать?

— Говорит, что может.

— Гм.

Манфред Лорд делает глоток, потом поднимается во весь свой рост и прохаживается по зимнему саду туда и обратно между пальмами, кактусами и вьющимися растениями.

— Гм, — говорит он и притягивает к себе темно-фиолетовую в белых пятнах катлею. — Красиво, верно?

Он продолжает свою прогулку и рассматривает другую орхидею. Поворачивается ко мне спиной, но инстинкт подсказывает мне, что не стоит в данный момент смотреть на Верену и делать ей знаки, так как он сразу же обернется…

Это и происходит!

Итак, он ставит ловушку.

А почему бы господину Лорду не делать этого? Каждый устраивает западню. Никто не должен попадать в нее. Я не попал.

— Скажите вашему… как зовут учителя?

— Профессор Флориан.

— Скажите профессору Флориану, что я могу дать ему сто тысяч и что я позвоню Кристианиа по поводу договора. Если с ним не удастся прийти к соглашению, — мы, старики, все же немного закоснелые, — говорит он и обворожительно улыбается, — тогда я возьму на себя ответственность за весь договор. Вашему профессору не надо более мудрить с этими проблемами.

Если бы я не сидел, я упал бы.

Я смотрю на Лорда. Он улыбается. Смотрю на Верену. Она тоже улыбается.

— А почему вы хотите сделать это?

— Что, дорогой Оливер?

— Так… так рисковать!

— Это не риск. Дела в школе идут хорошо. Я не боюсь за свои деньги, еще и заработаю на этом. Кристианиа же лишится хороших процентов с этих векселей.

— Мой муж любит помогать другим, — говорит Верена.

И тут я вспомнил, что Верена уже однажды говорила это. Господин Лорд благодетель. Щедрый и великодушный господин Лорд. Зачем он это делает? Верена знает это, я тоже это знаю: для того чтобы заслужить расположение своей жены. И показать, что он за человек. Чтобы она научилась его любить. То, что она не делает этого, он, конечно, заметил уже давно. Он любит ее. Так же как бедная собака, думаю я, радуясь за шефа, и мне приходят в голову строки из стихотворения Гейне:

Это мы читали прямо по-немецки (вновь разрешено читать писателей-евреев). Так и этот Манфред Лорд любезен, и тем не менее Верена не любит его. И все же слава богу! Я говорю — потому что я должен что-то сказать и именно до наступления Нового года: