Йоханнес Зиммель - Любовь - только слово

— Притормози, — сдерживает его Ноа. — Ты можешь им написать сразу же! В срочном порядке. По-твоему, они обязаны приехать срочно? Но они не должны напечатать ни одной статьи.

— Почему нет?

— Наверное, потому, что нам не нужна никакая статья. Твой отец получил надбавку к зарплате в шесть процентов без публикации статей, правда?

— Си.

— А почему?

— Директор производства стыдился. Ему стало неловко.

— Наверное, некоторым господам отцам тоже станет неловко, — говорит Ноа.

Странно, как он сразу изменился. На его щеках появились чахоточные красные пятна. Он, всегда повелевающий, рассудительный, вовсе не повелевает, а взволнован так же, как и Вольфганг.

Я должен подумать: в Третьем рейхе евреи всегда избегали сопротивления, хотя и знали, что это приведет их в газовую камеру. Ни один из них не расстрелял палача. Ни один не оборонялся — только евреи в варшавском гетто. Сегодня жители Израиля — качки-великаны, а их девушки учатся стрелять. Наступает время, когда самый жалкий червь больше не позволяет наступать на себя, когда кусает самая слабая собака? «Статьи — наше самое сильное оружие!»

— Ты сразу стал оптимистом, — говорю я Ноа.

— Я не имею права сразу стать таким? — вспыльчиво спрашивает он. Сразу после этого он вновь перевоплощается в начальника. — Впрочем, я не столько оптимистичен, сколько реалистичен. Когда совершают что-нибудь подобное, то делать это надо правильно.

Он стоит рядом со мной, и я слышу, как хорошенькая Чичита шепчет ему:

— С твоей стороны было разумно сказать о статье.

— Вопрос чистой логики.

— Нет, ты умный, рассудительный, — шепчет маленькая бразилианка. — Ты и мистер Олдридж — самые разумные здесь люди. Я думаю, ты даже умнее всех.

Ноа смущенно откашливается и смотрит вокруг. Потом улыбается, и на этот раз улыбка у него радостная…

На следующее утро, восьмого декабря, двести шестьдесят один человек не приходят на занятия. Это значит, что пятеро из нерешительных — тоже. Когда учителя в восемь утра пришли в классы, они не поверили своим глазам! У малышей лишь несколько учеников сидят за партами. У учеников постарше отсутствуют почти все. В моем классе, когда входит Хорек-альбинос, встает один Фридрих Зюдхаус. Первый ученик не в состоянии дать объяснение чрезвычайному происшествию. Хорек бежит к шефу. Уже собрались другие учителя. Я стою с доктором Флорианом, так как должен сообщить ему о наших намерениях. Он не сказал ни слова. Только осмотрелся вокруг. Я думаю, что он улыбался, но не хотел, чтобы я видел это.

— Господин директор, в моем классе… — начинает, задыхаясь, Хорек, весь покрытый испариной.

Шеф указывает на записку, приклеенную с внешней стороны двери. Там написано:

«Мы будем бастовать до тех пор, пока не получим уверений в том, что доктор Фрей останется в школе, не будет подвергаться давлению и всякого рода принуждению и сможет преподавать, как и раньше».

Текст составил Ноа. Плакат мы повесили с ним около двух часов ночи. Мы должны были отжать оконную раму, так как входная дверь была заперта. Деньги на новое окно сегодня утром я сразу же принес шефу. Он вернул их мне и сказал:

— Я это оплачу сам. Вы спокойно можете разбить еще пару стекол.

— Достаточно одного, господин директор.

— Это лишь символически. Я благодарю тебя, Оливер.

— Не благодарите меня так рано, кто знает, что еще произойдет дальше.

— Это мне безразлично!

— Безразлично? Позавчера же вы сказали, что потеряли всякое мужество!

— Но с вами я вновь обрел его, — возражает шеф и безмолвно указывает, пожимая плечами, на подпись под плакатом:

«Эту забастовку организовали 261 из 316 учеников интерната профессора Флориана.

Фридхайм-на-Таунусе, 8 декабря 1960 года».

Конечно же, шеф мог выйти на улицу и сделать все, чтобы избежать даже видимости того, что он на нашей стороне. Потому-то этим утром в восемь тридцать он выступает с обращением по громкоговорителю. Он настоятельно просит всех детей немедленно появиться в школе. Дети, которые его слышат, лишь ухмыляются. Шеф говорит, что если через час мы не будем в классах, то нас приведут силой.

— Есть еще кое-что, — заявляет Джузеппе. — Сидячая забастовка.

Через час, когда воспитатели и учителя приходят в дом, где живут маленькие мальчики, все малыши сидят на корточках на полу. Они притворяются вялыми, позволяют поднимать себя и нести. Через несколько метров учителя уже устают, до школы надо идти двадцать минут! Правда, учителя и воспитатели не так уж и усердствуют в этой работе. Они пробуют привести только маленьких, тех, кто постарше, они вообще оставили в покое. Как бы они смогли нести такого верзилу, как, например, Вольфганг?