Курт Воннегут - Добро пожаловать в обезьянник

Нэнси закрыла глаза, но это не спасло ее от очевидности простого вывода: эти порочные женщины были её сестры — Хозяйки Салонов Этического Самоубийства. Это открытие так сильно подействовало на нее, что она громко спросила с горечью в голосе: «Как вы можете нарушать свою клятву?» Тут же она получила такой сильный удар, что согнулась пополам, и из глаз ее полились слезы.

Выпрямившись, она уже больше не открывала рта, хотя ей хотелось сказать ещё очень многое. Молча она размышляла о том, что могло заставить Хозяек действовать вопреки всем законам человеческого приличия. Тут должно быть что-то еще, помимо негодничества. Наверно, они к тому же были чем-то одурманены.

Нэнси перебрала в уме все ужасные одурманивающие вещества, которые она изучала в школе, и пришла к выводу, что эти женщины принимали самое страшное из них. Это средство столь сильное, — говорили Нэнси учителя, — что даже человек, бесчувственный ниже талии, выпив всего один стакан, копулирует неоднократно и с энтузиазмом. Да, разгадка наверняка в этом: женщины и, возможно, также мужчины пили джин.

Они втолкнули Нэнси в средний каркасный дом — тёмный, как и все остальные, — и Нэнси услышала, как мужчины рассказывали Билли о последних событиях. И в этих новостях Нэнси уловила для себя проблеск надежды. Помощь, может быть, уже недалека.

Член банды, звонивший Нэнси, бесстыдно обманул полицейских, заставив их поверить, что они схватили Билли-поэта. И для Нэнси это было плохо. Полиция еще не знает, — сообщили Билли двое мужчин, — что Нэнси исчезла. К тому же от имени Нэнси послана телеграмма Мэри Крафт о том, что Нэнси срочно вызвана в Нью-Йорк по неотложному семейному делу.

Вот в этом Нэнси и уловила проблеск надежды: Мэри не поверит телеграмме. Мэри знала, что у Нэнси нет семьи в Нью-Йорке. Среди 63.000.000 людей, живущих в этом городе, у Нэнси не было ни одного родственника.

Банда заранее отключила противовзломную систему сигнализации музея. Пришельцы также разрезали множество цепочек и верёвок, защищавших от рук посетителей все более или менее ценные экспонаты. И было ясно, кто именно это сделал: один из мужчин был вооружен большим секатором.

Они отвели Нэнси наверх, в одну из комнат для прислуги. Мужчина с секатором перерезал веревки вокруг узкой кровати. Они положили Нэнси на кровать, и двое мужчин держали ее, пока женщина делала ей какой-то укол, от которого все поплыло у нее перед глазами.

Билли-поэт исчез.

Женщина, сделавшая укол, спросила теряющую сознание Нэнси, сколько ей лет.

Нэнси, твердо решившая не отвечать, вдруг почувствовала, что дурман ослабил ее волю, и она не может не ответить.

— Шестьдесят три, — пробормотала она.

— Каково это — быть девственницей в шестьдесят три года?.

Сквозь густой туман Нэнси услышала свой ответ и тут же хотела закричать, что это не она сказала. Собственный ответ поразил ее. Она сказала: «Бессмысленно».

Затем еле слышно спросила женщину: «Что было в шприце?» — Что было в шприце, лапушка? Это, лапушка, называется «сыворотка правды».

Когда Нэнси очнулась, луна была уже низко, но ночь ещё не кончилась. Шторы были задернуты, в комнате горели свечи. Первый раз в жизни Нэнси видела зажжённую свечу.

Разбудили Нэнси приснившиеся ей москиты и пчёлы. И москиты, и пчёлы давно исчезли на Земле. Как и птицы. Но ей приснилось, что миллионы насекомых роями окружили ее — от талии вниз. Они не жалили ее. Они распаляли ее. Нэнси стала негодницей.

Она снова заснула. И проснулась от того, что её куда-то вели три женщины, по-прежнему скрывавшие свои лица под натянутыми на голову чулками. Её привели в ванную. Ванная была полна пара — кто-то уже побывал здесь. На полу пересекались цепочки влажных следов,а в воздухе стоял хвойный аромат.

Пока ее мыли, умащивали, затем облачали в белую ночную рубашку, к ней вернулись и её воля, и разум. Когда, закончив свою работу, женщины отступили, любуясь ею, она тихо сказала им: «Может, я сейчас и негодница. Но это не значит, что я обязана думать, как негодница, и поступать, как негодница».

Никто с ней не спорил.

Нэнси проводили вниз и вывели из дома. Она ожидала, что теперь ее заставят вновь спуститься в люк. Это будет подходящим завершением, — думала она, — после всех унижений, перенесенных от Билли, бросить её вниз, в канализацию.

Но её провели по зелёному цементу, где когда-то была трава, по жёлтому цементу, где когда-то был пляж, и оттуда на голубой цемент, где когда-то был залив.