В ее устремленном на меня пристальном взгляде было что-то такое, от чего я слегка поежилась.
— Просто не верится, что я здесь с тобой… вместе…
— Теперь я уже не могу от тебя уехать, Кэти, ты это понимаешь? Я слишком долго тебя разыскивала.
Я кивнула, ощутив, как меня одолевает уже привычное чувство ужаса, хотя сейчас в кои-то веки она вела себя совершенно нормально.
— Ты решила не уезжать, так что… Мы теперь сможем гораздо чаще общаться, — проблеяла я.
— Я не хочу просто встречаться с тобой, — пренебрежительно отмела она. — Мы вместе были в животе мамы целых девять месяцев, и так со всеми близнецами… Они принадлежат друг другу, так же, как ты принадлежишь мне, Кэти.
Мне внезапно вспомнились ее слова. «Все сложится так, будто тебя никогда и не было». Я до сих пор не понимала, что она имела в виду, но по коже у меня побежали мурашки.
Она осмотрела истерзанное тряпье на полу, которое когда-то было моим русалочьим платьем.
— Ты спала?
— Нет, ни секунды.
— И я тоже, — призналась она. — Пойдем позавтракаем.
Ее кухня была просто мечтой поклонника хай-тека: красные глянцевые дверцы, столешницы из черного гранита, блестящая хромированная плита и защитные покрытия. Огромный двухдверный холодильник и кофе-машина с пятью разными режимами просто кричали о том, что их хозяева не бедствуют. Кроме соковыжималки, остальные кухонные навороты я даже не смогла определить. Женевьева сделала нам омлет, как раз такой, как я люблю, — нежный, но не жидкий, достала рогалики из муки грубого помола, мюсли и свежие апельсины. Она казалась здесь полноправной хозяйкой, и я не понимала, как она может оставить все это ради полной неизвестности.
— А те люди, с которыми ты сейчас живешь, знают про нас что-нибудь? — спросила я, в то время как мой желудок радовался первой пище за день.
Она покачала головой:
— Они милые, сердечные люди, но я никого не подпускаю слишком близко… Не доверяю им… Больше.
Ей даже ничего не надо было объяснять. Всю свою жизнь я пыталась не оказаться чересчур близко с чужими людьми. Раньше я думала, что это они отдаляются от меня, и только теперь поняла, что это мой неосознанный выбор и мое не очень дружелюбное настроение выступало барьером.
— Лучше не полагаться ни на кого другого, — добавила она. — Тогда тебя никто не обидит.
В голове не укладывалось, что мы прожили такие разные жизни и смогли остаться настолько похожими. Я могла не рассказывать ей, что мне было сложно найти друзей, она безжалостно сказала об этом еще в нашу первую встречу. Я старалась не смотреть, как Женевьева заправляет омлет перцем, но не кладет никакой соли, добавляет совсем немного молока в свои хлопья и хрустит сухими. Потому что я делала абсолютно то же самое. И тут настало время вопроса на миллион долларов. Я отложила нож и вилку и осушила чашку с кофе.
— Когда ты обо всем узнала?
Она задумчиво приложила палец к губам:
— Я, кажется, знала об этом всегда. Я даже не помню, чтобы было время, когда я тебя не помнила. И я всегда думала, будто виновата в том, что тебя нет рядом.
— Почему?
— Приемные родители говорили мне, что я совершенно ужасная, — почти весело сказала она. — Поэтому я считала, что нас разделили из-за меня.
— А как ты нашла меня?
Она пристально посмотрела на меня, и я заметила, что ее глаза стали влажными, как листья кувшинки на воде.
— Это было совпадение, судьба… Можешь называть это, как угодно.
Я глубоко вздохнула.
— Правда?
— Правда, — с нажимом произнесла она. — Я очень много разъезжала по стране, поэтому каковы были шансы когда-нибудь приехать и в твой город? А потом произошел этот случай в автобусе… Ты, наверное, тоже что-то почувствовала?
Получается, что мы встретились абсолютно случайно. Я не была уверена, было ли сложнее поверить в это, чем в предположение, что она как-то узнала, где я, и специально выследила меня. Она посчитала, что это провидение, и с этим нельзя было не согласиться.
— Да, почувствовала, — призналась я. — Но не поняла, что это было. Я почувствовала эти волны эмоций и подумала, что это была ненависть.
Женевьева склонила голову набок:
— Да, я правда тебя ненавидела. Ты выглядела такой счастливой, что мне захотелось стереть эту довольную улыбку с твоего лица или выдернуть тебя из твоего самодовольного жалкого мирка.
— Ты обвиняла меня в том, что случилось?
— Да, — уверенно ответила она. Я хотела, чтобы она объяснила свой ответ, но она продолжала молча гипнотизировать меня своим взглядом. Раньше никто так не смотрел на меня, а она еще и могла прочесть мои самые сокровенные мысли, что казалось вдвойне назойливым.
Читать дальше