Андрэя в конце концов бросила его, уйдя к своему наставнику, преподавателю биохимии доктору Генри Монро, с которым, как выяснилось, она встречалась почти на всем протяжении трехлетнего романа с Джо. Джо решил, что он должен чувствовать опустошенность, и, действительно, какое-то время он ее чувствовал, но вскоре понял, что никогда не смог бы сам порвать с Андрэей, и стал воспринимать доктора Монро как своего спасителя. Немедленно после выпуска он решил погрузиться в неистовство случайных связей, наверстывая упущенное время, но затем обнаружил в себе этот внутренний барьер для романов на одну ночь, и стал искать утешения в серии моногамных отношений. Пока не встретил Эмму, которую сразу воспринял не иначе, как последнюю в этой серии.
Он встретил ее в «Чейзе» накануне Рождества восемьдесят девятого года. Он зашел в магазин присмотреть новую мебель для квартиры, которую они собирались снимать с Деборой, тогдашней его подругой, востроглазой, уверенной в себе женщиной: уверенность ее касалась большей частью того, что Джо останется с ней навсегда. «Давай начнем новое десятилетие с принятия обязательств друг перед другом», — сказала она, вынеся на повестку дня вопрос о совместном проживании, и Джо, как всегда, когда женщина брала инициативу, ответил: «Да, давай».
— Извините, я не работаю здесь, — сказала Эмма, подняв голову от большого листа бумаги формата А5. Не найдя никого, с кем можно посоветоваться в магазине, Джо сунулся в проем, который вел в глубину магазина, и проник на склад, заваленный разобранной мебелью, какими-то свертками, ящиками и инструментами, разбросанными как попало вокруг; казалось, что гигантский капризный ребенок разломал все свои игрушки и отказался убирать за собой погром. — Ну, вообще, я работаю здесь. Но я не продаю мебель. Я ее разрабатываю.
Джо рассматривал ее черты: блестящая светлая кожа, немного веснушчатая, кошачий очерк скул, зеленые глаза с точками, под стать коже, — он присовокупил их к ее едва заметному акценту. Ирландка. Ее нос был прямой и тонкий; ноздри, которые могут сделать лицо либо красивым, либо уродливым, — идеально овальное.
— Стало быть, вы не знаете, сколько стоит та или иная вещь, которую вы спроектировали? — спросил он и с удивлением обнаружил по веселости своего тона, что он флиртует, чего ему не удавалось даже в короткие периоды его одиночества, не говоря уже о временах, когда он был… привязан к кому-либо. Слова «неверность» не было в его лексиконе.
Ненакрашенные губы Эммы разошлись в улыбке, обнажив неагрессивные, ровные зубы. Это была щедрая реакция на такую незначительную шутку, и Джо заметил, что ее глаза тоже улыбались; у людей, которые выдавливают улыбку из вежливости, они всегда остаются холодными.
— Не думаю, что я знаю точно, — сказала она, посмотрев в сторону арочного проема; линия ее профиля менялась, словно под кистью художника. — Пол! — Проход оставался пустым. — Извините, — сказала она, — он всегда сматывается, никого не предупредив. — Она отодвинула свой высокий стул от чертежной доски. — Что вас заинтересовало?
Вместе они начали пробираться сквозь валуны мебели в зал магазина. Эмма была одета в грубые рабочие брюки, что поначалу Джо принял за обычную феминистскую прихоть, но теперь, когда она двигалась в них перед ним, ее облик показался ему самым сексуальным сочетанием мягкого и грубого, формы и бесформенного.
— Вон та софа у окна. Которая с одним подлокотником…
— У вас хороший вкус, однако, — иронично произнесла Эмма, но взглянула на него с неподдельным интересом.
Из сумрака темно-коричневой мастерской они переместились в главный зал магазина, и ее волосы обнаружили свой естественный цвет, она была пепельной блондинкой. Схваченные черными в блестках заколками, локоны Эммы нежными прядями опадали на плечи.
— Одна из ваших?
— Моя лучшая работа.
Джо стоял у софы, созерцая обивку из красного вельвета и причудливую декоративную ковку. Он нагнулся, чтобы поближе взглянуть, сам не зная на что; просто так поступают люди, когда покупают большие предметы, мужчины, например, таким образом присматриваются к подержанным автомобилям. Он знал, что она наблюдает за ним, и надеялся, что его мышиного цвета волосы, недавно постриженные немного короче обычного, не очень сильно просвечивают на макушке. За витриной, над линией спинки софы, ходили прохожие — словно живая картинка, как в одной из тех детских книжек, где могут изменяться для комическою эффекта отдельно нижняя и верхняя половинки.
Читать дальше