Пол Боулз - Пустой Амулет

Она засмеялась:

— Господи, нет! Мы не ищем дом. Мы здесь всего на несколько недель.

Я мрачно на нее посмотрел, надеясь, что она воспримет мой взгляд, как предупреждение, что не стоит упоминать, где она остановилась. Но молодой человек все равно не обращал внимания.

— Хорошо, хорошо. Вы не покупаете дома. Но вы должны посмотреть этот и рассказать друзьям. Великолепное капиталовложение, спору нет. Позвольте, я представлюсь? Джастус Гонзаг, для друзей — Санни.

Его улыбка, которая вовсе не была улыбкой, показалась мне неприятной.

— Пойдемте же. Тут всего пять минут. — Он испытующе взглянул на Ханну. — Хочу подарить вам сборник стихов. Моих собственных. Я напишу на нем ваше имя. От этого я буду очень счастлив.

— Ох, — сказала Ханна, и в ее голосе проскользнул испуг. Затем она взяла себя в руки и улыбнулась. — Это очень мило. Но только на минутку.

Наступила тишина. Додд жалобно вопросил:

— А можно подъехать на машине?

— Нельзя, сэр. У нас очень узкая дорога. Машина не пройдет. Сейчас все мигом устрою. — Он позвал. Подошел официант, и молодой человек обратился к нему с длинной речью по-сингальски. Официант кивнул и вошел в павильон. — Ваш водитель сейчас подведет машину к этим воротам. Очень близко.

Это было уже слишком. Я спросил его, откуда он знает, какая машина наша.

— Все очень просто. Я видел, как вы выходили из «понтиака». Вашего шофера зовут Викрамасинге. Он с гор, надежный человек. Тут внизу люди ненадежные.

Чем больше он говорил, тем меньше мне нравился.

— Вы не местный? — спросил я.

— Нет-нет! Я из Коломбо. Тут люди — сущие негодяи. У каждого мерзавца нож за поясом, это точно.

Официант принес счет, он подписал его быстрым росчерком и поднялся.

— Ну так сходим посмотрим на дом, да?

Никто не ответил, но мы встали и нехотя двинулись к выходу. Автомобиль, который мы наняли, стоял у ворот; мистер Викрамасинге, сидевший за рулем, приветствовал нас.

Полуденная жара спала, лишь кое-где среди деревьев оставались полости застывшего воздуха.

Когда-то дорожка, по которой мы шли, годилась для запряженной волами повозки, но теперь из-за разросшихся кустов стала едва ли шире тропинки.

В конце дорожки стояли два бетонных столба, но ворот между ними не было. Мимо развалившихся конюшен мы прошли к большому особняку. Дом был полностью скрыт высокими кустами и цветущими деревьями, виднелось только одно крыло. Когда мы приблизились к дверям, молодой человек остановился и повернулся к нам, подняв палец:

— Тут совсем нет шума, правда? Только птицы.

Был час, когда птицы пробуждаются от дневного забытья. С деревьев доносился смутный щебет. Молодой человек опустил палец и повернулся к дверям.

— По утрам они поют. Сейчас нет.

— О, это дивно, — сказала Ханна.

Он провел нас по анфиладам темных комнат.

— Здесь дхоби стирали грязную одежду! А это кухня, видите? Цейлонский стиль. Только уголь. Мой отец отказывался от керосина и газа. Даже в Коломбо.

Мы столпились в тесном коридорчике, а молодой человек отпер дверь, вошел и затопил помещение ослепительным светом. Это была маленькая комнатка, которая казалась еще меньше из-за блестящих малиновых стен и потолка. Почти все пространство заполняла большая кровать с атласным покрывалом — таким же красным, но чуть потемнее. Вдоль стены тянулся ряд стульев.

— Садитесь, располагайтесь, — предложил нам хозяин. Мы сели, глядя на кровать и три картинки в рамах на стене над медными прутьями изголовья: слева-девушка, в центре — наш хозяин, справа — другой молодой человек. Портреты казались паспортными снимками, увеличенными во много раз.

Ханна кашлянула. Ей было нечего сказать. В комнате терпко пахло старыми благовониями, словно в заброшенном храме. Нелепость происходящего, когда мы сидели рядком, втиснутые между стеной и кроватью, ощущалась так сильно, что на миг парализовала мою способность размышлять. Какое-то время молодой человек молчал: сидел неподвижно, глядя прямо перед собой, точно в театре.

Наконец, я решился что-то сказать. Повернулся к хозяину и спросил, спит ли он в этой комнате. Похоже, вопрос его шокировал.

— Здесь? — вскричал он, словно речь шла о чем-то немыслимом. — Нет-нет! В доме никто не живет. Никто не спит внутри. Здесь только крепкий парень, чтобы следить ночью. Простите, выйду на секунду.

Он вскочил и выбежал из комнаты. Мы слышали эхо его шагов в коридоре, потом они стихли. Откуда-то донесся гулкий звон настенных часов: от этого уютного звука кровавая каморка показалась совсем глухой и неправдоподобной.