Гари Штейнгарт - Приключения русского дебютанта

— Слыхали? Сафи получила грант Европейского сообщества на изучение дикого лука в Праве!

— Опять эта долбаная Права, — буркнул другой, упакованный в коричневые мешковатые штаны и «грошовые» полуботинки с прорезями для монеток, в которые, конечно же, были вставлены настоящие пенсы. — Незамутненное сознание умственно отсталых советских мутантов, и больше вы там ничего не найдете, вот мое мнение. Лучше бы Берлинская стена никогда не падала.

Владимир загрустил. Он не только за всю жизнь не получил ни одного гранта Европейского сообщества, но и все те жалкие тряпки, от которых он старательно избавлялся в эмиграции, теперь оказались золотым запасом последней моды! «Грошовые» ботинки! Что за дурной тон. И каким старым он чувствовал себя среди этих гламурных хлыщей, ведь, кроме тощей бороденки и благоприобретенного титула Иммигранта, ему нечем было сгладить впечатление от собственного замшело-буржуазного гардероба.

Бочком он выбрался в другую комнату, где его познакомили с приятелем Франчески, славянофилом Фрэнком. Фрэнк был мал ростом, как и Владимир, но еще худее. Однако над костлявым телом возвышалась пухлая, как индийский хлеб пури, голова: мощный красный нос, мясистый подбородок и необыкновенно толстые складчатые щеки.

— Я призываю всю компанию читать этим летом «Записки охотника», — поведал он Владимиру, выжимая с переменным успехом шерри из бутылки в одноразовые стаканчики. — Ни один мужчина и ни одна женщина не могут называть себя культурны , — вставил он по-русски, — если они не читали «Записок охотника». Разве я не прав! Разве это не так!

— Я неоднократно читал «Записки охотника», — сказал Владимир, надеясь, что походы в детстве на Кировский балет и в Эрмитаж сделали его достаточно культурны для его нового друга. По правде говоря, «Записки охотника» Владимир пролистывал один раз в жизни лет десять назад и помнил из них только одно: действие во всех рассказах преимущественно происходит на природе.

— Молёдетс! — похвалил Фрэнк опять по-русски, употребив слово, которым мужчины в возрасте ободряют молодых. А сколько лет самому Фрэнку?

Его коротко стриженные волосы пребывали во второй стадии мужского облысения, стадии, когда два безволосых полумесяца неровными краями вгрызаются в виски, — в отличие от тонких лунных серпиков, проредивших растительность на голове Владимира. Выходит, Фрэнку двадцать восемь или двадцать девять. И он наверняка аспирант.

Неужели они все здесь аспиранты и только Франческа до сих пор нормально учится? Похоже, так оно и есть, судя по возрасту. А также по тому, как они забавлялись: стайка гостей сгрудилась у телевизора; показывали индийский фильм, в котором романтические герои изображали любовные чувства, но упорно избегали поцелуев. И когда они едва дотрагивались друг до друга, кокетничая под звуки ситаров и бренчанье браслетов, толпа орала: «Ну давай же, давай!» или «Употреби рот!» Так развлекались в одном углу чердака…

В другом же царил Тайсон, Адонис из Монтаны, парень под два метра ростом с равнобедренным треугольником светлой копны, повернутым вершиной влево. Он беседовал с миниатюрной девушкой, одетой в прозрачный саронг и вышитые шлепанцы. Беседовал по-малайски, разумеется.

Знаменитый Тайсон торопливо отвел Владимира в сторону.

— Очень рад наконец с вами познакомиться. — Когда он нагнулся, его голова оказалась на одном уровне с головой Владимира; у Тайсона это вышло совершенно естественно, будто опустили стрелу автокрана. Вероятно, он натренировался на многочисленных низкорослых друзьях; например, на той эфемерной девушке из Куала-Лумпур. — И Фрэнк тоже рад… Мы всегда стараемся подыскать для него приличного русскоговорящего.

— Мне нравится здесь, — сообщил Владимир в порыве великодушия.

— Здесь? В Америке?

— Нет-нет. На вечеринке.

— А, вы об этом. Могу я быть с вами откровенным, Владимир? — Владимир приподнялся на цыпочках: рот Тайсона, большой, губастый, вот-вот изречет некое откровение. Но какого рода? — Фрэнк в ужасном состоянии. На грани нервного срыва.

Обернувшись, они посмотрели на слависта, который, впрочем, выглядел вполне довольным в плотном окружении хорошеньких очкастых женщин; они то и дело смеялись, прихлебывая шерри.

— Бедняга! — произнес Владимир, и он не покривил душой. Почему-то озабоченность Тургеневым представлялась не слишком добрым предзнаменованием.

— Он пережил катастрофу в отношениях с одной молодой русской юристкой из семьи настоящих хищников. Хуже не бывает. Сначала она прекратила с ним встречаться. А потом, когда он подстерег ее в ресторане на Брайтон-Бич, официанты вышвырнули его и поколотили черпаками.