Гари Штейнгарт - Приключения русского дебютанта

Мог лгать ей, обещать, что у него все наладится, потому что ложь означала: он понимает, чего от него ждут, понимает, что не оправдывает ожиданий.

И уж конечно, такую малость он может для нее сделать.

Если ни на что другое не способен…

Владимир приблизилсяк матери, передвигаясь, как робот, на своих иудейских ногах по жесткому паркету; сейчас он предпочел бы шлепать еврейским пехом до Манхэттена.

— Покажи, как надо, — сказал Владимир.

Мать поцеловала его в обе щеки, размяла ему плечи и ткнула указательным пальцем в позвоночник:

— Выпрямись, сыночек. (Это обращение заставило его засопеть от удовольствия, мать давно не баловала его добрым словом.) Сокровище мое, — добавила она, понимая, что сын поступает в ее полное распоряжение до вечера и о поезде в 4.51 больше никто не заикнется. — Я научу тебя, как надо. Ты будешь ходить, как я, изящной походкой. Все сразу понимают, с кем имеют дело, стоит мне войти в комнату. Выпрямись. Я покажу тебе…

И она показала. И с умилением наблюдала, как он заново учится ходить, будто младенец. Самое главное — осанка. Ты тоже сможешь ходить нормально. Надо лишь приподнять подбородок И держаться прямо.

И ноги сами последуют за тобой.

За семь лет, минувшихс окончания элитной научно-математической школы, где он учился вместе со своим лучшим другом Владимиром Гиршкиным, Баобаб Жилетти почти не изменился: рыжий малый с очень светлой кожей и завидным телосложением. Правда, подростковый метаболизм, испустив дух, оставил ему в наследство слой подкожного жирка, который Баобаб постоянно и не без гордости пощипывал.

В тот вечер, вернувшись ярко-розовым и торжествующим из своих флоридских наркоприключений, Баобаб распинался в компании Владимира о достоинствах шестнадцатилетней Роберты, своей подружки. Какая она потрясающе молодая и способная. Какие она пишет сценарии для авангардных фильмов, в которых сама же и снимается либо участвует в съемках. И вообще — Роберта занимается делом.

Друзья сидели в гостиной, на сломанном диване с мохеровой обивкой, в квартире, которую Баобаб снимал в Йорквиле, и поглядывали на Роберту — девушка как раз втискивалась в узкие джинсы, ее голые ноги сияли голубыми прожилками, как у младенца, рот был полон скобок, а на губах толстым слоем лежала помада цвета «дикое бордо». Столь оголтелое отрочество смутило Владимира, и он отвел взгляд. Но Роберта доковыляла до него джинсы болтались вокруг лодыжек — и с криком «Влад!» смачно, оглушительно поцеловала в ухо.

Баобаб взирал на свою раскованную подружку сквозь пустой коньячный бокал.

— Эй, а джинсы зачем? — спросил он Роберту. — Ты уходишь? Но я думал…

— Ты думал? Неужели? — перебила она. — О, как интересно, liebechen [6] Любимый (нем.). .

Роберта потерлась щекой о мохнатую щеку Владимира, с удовольствием наблюдая, как молодой человек, хихикая, сделал неубедительную попытку ее оттолкнуть.

— Я думал, ты сегодня останешься дома, — продолжал Баобаб. — Напишешь статью обо мне или отзыв на мою статью.

— Кретин, я говорила тебе, что у нас сегодня съемки. Если бы ты слушал, что я тебе говорю, мне не пришлось бы полдня корпеть над статьями и опровержениями ради тебя.

Владимир улыбнулся. Девчушка, облаченная в боксерские трусы Баобаба немыслимой расцветки и джинсы, спущенные ниже колен, лезла в драку и хотя бы этим заслуживала уважения.

— Ласло! — завопил Баобаб. — Съемки с Ласло, я прав?

— Деревенщина! — крикнула в ответ Роберта, с треском захлопнув за собой дверь ванной. — Сицилийская деревенщина!

— Что? А ну-ка, повтори! — Баобаб ринулся на кухню в поисках предмета, пригодного для метания. — Мой дед был членом парламента еще до Муссолини! Слышишь, ты, стейтен-айлендская [7] Стейтен-Айленд — район Нью-Йорка, где в основном живут представители рабочего класса. шлюха!

— Ладно, ладно. — Владимир перехватил руку, занесенную для крепкого удара в глаз. — Пойдем, нам надо выпить. Собирайся, Гарибальди. Вот твои сигареты и зажигалка. Идем, идем.

На улице онипоймали такси и отправились в любимый бар Баобаба, находившийся в мясоразделочном квартале. Несколькими годами ранее в этот затрапезный район в центре города стекались орды варваров из сонных, зажиточных Тинека и Гарден-сити, позже здесь паслись правоверные хипстеры, но сейчас квартал по вечерам почти пустовал — более подходящего места для любимого бара Баобаба и не сыскать.