Гари Штейнгарт - Приключения русского дебютанта

Впрочем, среди спутников Владимира бывших советских людей хватало. Его сопровождали Сурок, Гусев и два мужика, неизменно отключавшихся на бизнесменских обедах еще до подачи горячего; по слухам, эти двое были лучшими друзьями Сурка аж с одесских времен. Один из них, маленький и плешивый, постоянно приставал к Владимиру с шуточками насчет эффективности миноксидила. Звали его Шурик. У другого была кличка Бревно, и, глядя на его помятую бойцовскую физиономию (девять десятых — угрюмая гримаса, одна десятая — лоб), нетрудно было представить, как его безжизненное тело плывет вниз по течению брюхом вверх, а из крошечного, не больше дырки для гвоздя, отверстия в затылке струится кровь.

Возможно, компания могла быть и получше, если б знать, где такую найти, но Владимир, вновь обретший покой и чувство безопасности, радовался, как хозяйка, впервые устраивавшая вечеринку с ночевкой. А как иначе, когда даже Гусев, когда-то чуть не убивший его, смотрелся в последнее время укрощенным львом. По пути к пивзаводу, к примеру, он купил Владимиру булочек в придорожном ресторане. Затем с неподражаемой любезностью, достойной Габсбургского двора, уступил место в очереди к писсуару.

Словом, Земля опять завертелась в благоприятную сторону, оттого Владимир и бегал по коридорам как заведенный, крича на чистейшем русском:

— Сюда, господа… Из этого автомата льется не только кола, но и ром!

В его номере стояли две двуспальные кровати, и Владимир в глубине души надеялся, что Сурок поселится с ним: тогда они смогут засидеться допоздна, дымя гибельными сигаретами «Марс-20», прикладываясь к одной и той же бутылке и болтая между делом о расширении НАТО и утраченных возлюбленных. И правда, вскоре Сурок с товарищеской непосредственностью сунул голову в приоткрытую дверь:

— Эй, жиденок, умывайся и идем в бар на площади. Расслабимся так, чтоб нас здесь надолго запомнили, ага?

— Иду! — крикнул Владимир.

Бар был каких поискать.Местный профсоюз оборудовал это заведение в подвале бывшего Дворца культуры; посещали его в основном рабочие, трудившиеся на атомной электростанции, похоже, со дня основания последней, то есть с той поры, когда Владимир только родился. Уже к семи часам вечера над стойкой повис густой пьяный бред, а затем, словно предел человеческой прочности еще не был достигнут, в зал запустили шлюх.

Проститутки в этой части света объединялись в трудовые бригады со своим особым стилем: каждая ростом 175 сантиметров, будто именно этот размер наилучшим образом подходил местным парням, волосы крашены рыжей краской до состояния облезлой швабры, грудь и живот затянуты в корсеты для кормящих матерей грязно-розового цвета. Вихляя задами, шлюхи лениво прошествовали к танцполу, и тут по традиции, ставшей обязаловкой в восьми экс-советских временных зонах, — свет! диско-бал! «Абба»!

Команда Владимира успела откупорить только первую бутылку пива, когда появились проститутки и разразилась диско-лихорадка. Сурок и его люди немедленно захихикали, поглаживая надпись «Поло» на рубашках и бормоча прямо-таки в чеховском духе:

— Ох уж эти деревенские…

— У этих баб такие ляжки! Они запросто могут тебя расплющить, — заметил Шурик не без восхищения.

— Но пиво… — отозвался Владимир. — На вкус оно, будто в бутылку положили ржавый гвоздь. И этот пивзавод собирается наладить экспорт на Запад?

— А ты плесни в него водки, — посоветовал Сурок. — Глянь, что на бутылке-то написано.

Владимир посмотрел на этикетку и прочел внизу: «Для улучшения вкуса добавьте водки, 6 мл». А возможно, то была не рекомендация, но приведенное полностью название завода: с этими столованцами никогда не разберешь.

— Прекрасно. — Владимир направился к стойке за бутылкой «Кристалла».

Час спустя он танцевал под «Танцующую королеву» с самой хорошенькой из ночных бабочек Она была единственной из девиц, кто не возвышался над Владимиром каланчой, но не только это отличало ее от коллег: молодая (не «всего семнадцати лет», конечно, как танцующая королева из песенки), долговязая, без выпирающей груди, и, что важнее, в ее глазах отсутствовало выражение притворного добродушия, как у прочих шлюх. Нет, у нее были ясные, равнодушные глаза девчонки из Нью-Йорка, которую по причине плохой успеваемости отправили в захолустный колледж; такими же глазами смотрит подросток с рекламы модных джинсов. Даже будучи изрядно пьяным — водка отнюдь не нейтрализует дурное пиво, как могут подумать американцы, — Владимир чувствовал некое родство с этой юной, обозленной девицей, делающей первые шаги в своем ремесле.