Гари Штейнгарт - Приключения русского дебютанта

— Нет, — прошептала Морган.

Она все еще смотрела в окно на отходы городской жизни Правы: заброшенную железнодорожную станцию, завалившуюся набок телебашню, бассейн социалистических времен, забитый раскуроченными тракторами.

— Морган! — Владимир протянул руку, чтобы дотронуться до нее, но передумал.

— Ты ничего не понимаешь. — Морган закрыла лицо руками. — Ты совсем ребенок. Угнетенный иммигрант. Александра тебя так называет. Да что ты знаешь об угнетении? Что ты вообще знаешь?

— О, Морган. — Ему вдруг стало грустно, непонятно от чего, но грусть быстро прошла. — О, Морган, — повторил он. — Во что ты ввязалась, милая?

— Дай мне твой мобильник… — попросила Морган.

— Что?

— Ты хочешь с ним познакомиться… Ведь хочешь? Мистер Владимир Гиршкин. Преступник-лауреат. Понять не могу, как я только высидела этот ужин. А эта дура несчастная. «Ох! Ох! Ох!» Я вам никому больше не верю… Дай телефон!

Свершилось.Знакомство состоялось. Два часа спустя. В полпервого ночи. В панеляке Морган. Он явился с товарищем.

— Это мой друг, — с важностью сообщил Томаш. — Мы зовем его Альфа.

В ожидании столованцев Владимир выпил несколько рюмок водки и теперь был склонен похулиганить.

— Здорово, Альфа! — заорал он. — Ты из этих? Ну, знаешь, подразделение «Альфа»? У-у-у, ребята… вы мне уже нравитесь.

— У меня нет денег, — обратился Томаш к Морган. — На улице ждет такси. Не могла бы ты…

Не говоря ни слова, Морган выбежала заплатить за такси.

— Налить тебе, Томми? — предложил Владимир. — А ты что будешь, Альфа? — Он привычно развалился на диване, столованцы же остались стоять на другом конце комнаты. Оба горбились и держались настороженно, будто Владимир был диким оцелотом, готовым броситься на них в любой момент.

— Я не пью, — сказал Томаш.

«И вообще мало на что годен», — подумал Владимир, разглядывая его. Невысокий, тощий парень с розовыми чешуйками псориаза на щеках, редеющая соломенная копна торчит дыбом. Одет в старый бушлат, из-под бушлата выглядывает пестрая рубашка, вероятно китайского производства, а очки со столь толстыми стеклами, что кажутся мотоциклетными. Альфа походил на своего другана как две капли воды (оба стояли сунув руки в карманы и часто моргая), разве что у него напрочь отсутствовали брови (авария на производстве?), а бушлат был подвязан телефонным шнуром. Сами того не подозревая, эти джентльмены являлись провозвестниками новой моды, которая очень скоро завоюет Нью-Йорк под девизом «иммигрантский шик».

— Я думал, точнее, только сейчас понял, — объявил Томаш, — что виновен в возникших здесь проблемах. Мне следовало прийти к вам напрямую. Да? Так говорят — «напрямую»? Извините мой английский. В отношениях между мужчиной и женщиной честность должна быть путеводной звездой.

— Ага, — согласился Владимир, с хлюпаньем высасывая лимон. — Путеводная звезда. Ловлю тебя на слове, Томми.

И с чего он взъелся на этого бедолагу? Не только ревность была тому причиной, но и… что? Ощущение чересчур сильного сходства между ними? Да, в некотором роде Томаш с Владимиром были земляками. Если подумать, за вычетом пафоса и синтетической одежонки, мало что отличало Владимира от его бывших социалистических братьев, с детства обожавших Юрия Гагарина, поглощавших ежедневно домашний кефир ради сомнительных оздоровительных целей и мечтавших когда-нибудь покорить Америку с помощью бомбардировок.

Томаш реплики Владимира игнорировал.

— Мне выпала честь, — продолжал он, — быть спутником Морган с 12 мая 1992 года по 6 сентября 1993-го. Утром 7 сентября она прекратила нашу любовную связь, и с тех пор мы верные друзья.

Томаш бросил умоляющий взгляд на бутылку водки, стоявшую перед Владимиром, потом уставился на свои разбитые мокасины. Стоило этому нелепому губошлепу открыть рот — красные уши дергались на каждой согласной, — как Владимир понял: Томаш не врет, ему больше нечего скрывать. Бедняга. Кому приятно признаваться в провале на любовном фронте. Но еще сильнее Владимир пожалел Морган, когда представил этого замухрышку с большим плоским носом и нечистой кожей с ней в постели. Чем она, черт возьми, думала? Или для нее восточноевропейский слюнтяй — нечто вроде сексуального фетиша? А если так, то кто тогда Владимир?

— Что ты об этом думаешь, Альфа? — спросил Владимир у товарища Томаша.

— Я никогда не знал любви, — признался Альфа, теребя телефонный шнур. — Женщины не считают меня подходящим парнем. Да, я живу один, но мне есть чем заняться… я очень занят сам с собой.