Виктор Песиголовец - Лицо порока

Посидели мы и впрямь хорошо.

Хоронить мне Михаила не пришлось. Утром, прибыв в Вольнянск, я узнал, что старенькая мать моего друга решила увезти тело сына на родину, в крошечную деревушку под Сумами. На похороны туда поехала и Надежда.

Выпив по рюмке водки за упокой грешной души Михаила со старушкой-соседкой, которая наводила порядок в его теперь уже пустой квартире, я побрел обратно на автостанцию.

Над городом зловеще кружило угрюмое воронье. Звенел мороз. И скорбно молчали поседевшие тополя…

В Запорожье я приехал в половине десятого. На работе решил не показываться. Все, что нужно, я написал вчера, необходимые распоряжения дал. Остальное сделают и без моего участия. Но и сидеть целый день дома тоже не хотелось. С уличного телефона-автомата я позвонил в приемную редакции, в двух словах объяснил Маше положение вещей и пригласил ее на чашечку кофе в дом печати, пообещав появиться там через полчаса.

В бар она пришла в точно назначенное время. В короткой, туго обтягивающей бедра юбочке, элегантной кожаной курточке и белом пушистом шарфике, Маша смотрелась довольно эффектно. Немногочисленные посетители мужского пола, в основном коллеги-журналисты, бросали на нее плотоядные взгляды.

— Привет! — Маша бросила на столик сумочку и, обворожительно улыбаясь, присела на краешек стула.

— Здравствуй, солнышко! — я приподнялся и поцеловал ее в раскрасневшуюся щечку, тем самым давая понять мужикам, что девушка пришла именно ко мне и к ней не нужно клеиться.

Затем направился к стойке бара за водкой, кофе и коньяком для Маши.

— Как твои ноги? — поинтересовалась она с озабоченным видом, когда я вернулся. — Вижу по походке, что еще неважно.

— Да нет, все нормально, уже почти не болят, — заверил я и спросил в свою очередь: — А ты, детка, почему без головного убора? На улице морозище, зачем форсить? Заболеть вздумала?

Маша кокетливо повела плечиком:

— Неужели тебе не все равно?

— Не все равно! — отрезал я серьезно. И это произвело на секретаршу определенное впечатление. Ее глаза в один миг покрыла пелена легкой грусти.

— Давно обо мне никто не волновался! — бросила она сдавленно и опустила голову.

Я отхлебнул из стакана водки и, облокотясь об стол, подпер кулаком подбородок.

— Сколько времени ты одна? Расскажи о себе.

Маша сидела, прямо, как школьница на экзамене, ее лицо выражало и смущение, и грусть.

— Что тебе рассказать? Что мне двадцать девять лет, ты, наверно, знаешь. В восемнадцать, на втором курсе педучилища, я выскочила замуж. И года не прожили — развод. Потом был второй муж. Серьезный, деловой, вроде тебя.

— Да уж, очень серьезный! — ухмыльнулся я кивком указывая Маше на нетронутую рюмку с коньяком.

Она взяла ее, приподняла, и, рассмотрев содержимое сквозь голубоватое стекло, выпила всю до остатка. Потом схватила чашку с кофе, отхлебнула, обожгла губы и поставила на место.

— А что это за второй муж? — поинтересовался я и взял обе руки секретарши в свои. — Хороший был человек?

— Толик?.. Я прожила с ним почти пять лет, — на ее бледном лобике появились и тотчас исчезли две складочки. — Ждала ребенка. Но случился выкидыш… И Толик ушел…

Глаза Маши — наивные, добрые и в эту минуту печальные — смотрели прямо в мои. Она ждала сочувствия.

— Так сразу взял да и ушел?

— Я так и не поняла его поступок, — вздохнула секретарша. — Забрал меня из больницы, привез на такси домой. Потом принес из магазина много разных продуктов. Посидел молча, покурил. Вдруг поднялся, начал одеваться. Говорю: ты куда? А он — ни слова, только взглянул как-то виновато. Так и ушел…

Недалеко от нас сидели две дамы из областной государственной газеты, в которой и я когда-то работал. Мне показалось, что они внимательно прислушиваются к нашему разговору.

— Давай уйдем отсюда в другое место, — шепнул я Маше и, допив водку, вышел из-за столика.

Мы спустились на первый этаж дома печати, в бар, куда журналисты обычно захаживают редко — он открыт и для посетителей с улицы.

Здесь тихо играла музыка, в воздухе витали винные пары и густой табачный дым. Свободным оказался лишь один из столиков, стоящий посередине зала. Барменша Юля, моя давняя знакомая, подошла сразу, как только мы с Машей уселись, хотя заказы в этом баре всегда принимаются у стойки.

— Добрый день! — приветливо улыбнулась она. — Что подать?

Я улыбнулся ей в ответ. Краем глаза заметил: Маша смотрела на Юлю с явным неодобрением.

— Здравствуй, красавица! Два кофе, пожалуйста! А еще коньяк даме, а мне — водку, и две плитки шоколада.