Виктор Песиголовец - Лицо порока

— Если не считать колдунов, ведьм и прочую паству, то побывали у нас немногие.

— Но как же человек может к вам попасть? — спрашиваю, пораженный услышанным.

— А как ты сюда попал? — кривит губы в ухмылке мой проводник. — Вот так же и другие попадают. С помощью таких, как Устин.

— Устин, он кто — колдун?

Макар отрицательно качает головой:

— Да нет, он не колдун. Он человек, которому дана такая сила свыше. У него и здесь, и гораздо ниже — на других уровнях — много знакомых и приятелей. Устин многое может. Он, конечно, грешен, как любой человек, как все земные твари. Но осознает свои грехи. И поборол самые страшные свои страсти.

Ступая с камня на камень, мы медленно сходим вниз. Впереди — лишь валуны да гравий. Мрачная пустыня.

Извилистой тропинкой молча шагаем к самому высокому из видимых отсюда холмов. Вдруг совсем рядом раздается шорох и стук мелких камешков. Поворачиваю голову на звук: из-за потрескавшейся глыбы во все глаза на нас, точнее, на меня смотрит ребенок лет четырех-пяти. Чумазый, нагой, с копной черных, будто сажа, спутавшихся волос. В желтых, выразительных глазах — испуг и любопытство. Мальчик, наблюдая за мной, сам того не заметив, полностью показывается из-за камня. Останавливается, складывает грязные ручонки на вспученном животе. Рядом возникают еще двое детей — две девочки. Такие же махонькие, чумазые, с черными волосиками и глазенками, исполненными пытливости.

— Это кто? — спрашиваю Макара.

— Наши дети, — отвечает он, и в его голосе отчетливо звучат нотки умиления. Приостановившись, он с улыбкой окликает малышей.

Они робко делают несколько шагов к нам. Макар, порывшись в карманах узких штанов, достает горсть лесных орехов и бросает на землю — под ноги детям. Те тут же кидаются разыскивать гостинец среди мелких камешков.

Вскоре мы добираемся к подножию холма. Прикрытый с двух сторон огромными каменными глыбами, стоит домишко. Он тоже каменный. Высотой около двух метров, с плоской черепичной крышей, без дымохода. Домик совсем маленький. К нему пристроена веранда с не застекленными крохотными оконцами. Перед входом в веранду, у самой дощатой, некрашеной двери — кадка с кустом черных бархатных роз.

— Это мое жилище! — Макар, опершись на посох, любуется своим домиком. — Уютное и просторное!

— А где другие дома? — интересуюсь, удивляясь, потому как, кроме этого незавидного строения, других нигде не видно.

— Таких домов, как у меня, на всем горизонте только триста шестьдесят, — не без гордости сообщает Макар. — Это пенаты чертей-бригадиров, здешних начальников. У каждого из них в подчинении тысяча простых. Есть еще дома сотников и другой старшины, но они попроще.

— Но где же живут все остальные?

— Совсем простые — в пещерах, те, кто имеет регалии, — в хижинах. Я потом покажу. А пока постой здесь, подожди, я тебе тулуп вынесу.

Макар идет в дом, а я остаюсь стоять у пригорка. Нигде ни души.

Тишина. Небо — застывшая, как студень, масса бело-серых комков. Кругом — камни, камешки, валуны. Черные, зеленоватые, коричневые, даже розовые…

Долго Макара ожидать не пришлось. Вот и он. В руках — тулуп из овчины.

— Надевай!

Накинув на себя одежку и застегнувшись на все пуговицы, чувствую, что стало гораздо теплее. Правда, тулуп мне не по размеру — широкий, но короткий, еле прикрывает бедра.

— Согрелся? — мохнатые брови Макара, опущенные вниз, прикрывают глаза до половины, он явно что-то обдумывает. Топчется на месте, оглядывается по сторонам. В конце концов, вскидывает голову, брови тоже взлетают вверх: — Ступай за мной! Покажу тебе, как живет наша чернь.

Прогулочным шагом ступаем вдоль холма. Обогнув его, оказываемся перед другим — почти таким же большим, с прямовисными, словно стены, боками. Они, эти стены, безусловно, рукотворные. В них, в самом низу — углубления, следующие в ряд один за другим. Я пристально вглядываюсь в их черные пасти. Но к ним еще далеко и что-нибудь разглядеть трудно.

— Эти пещеры — жилища простых чертей. — Макар тычет посохом в направлении холма с прямовисными склонами. — Большинство пещер сейчас пусты, все на работе. Только в некоторых отдыхают старики, беременные, дети и те, кто трудился ночью.

— А что у них за работа? — задаю вопрос, хотя, конечно, можно было и промолчать: догадаться ведь не трудно.

— Одни пасут скот, другие работают в поле и саду на верху, третьи, их большинство, — мой провожатый ухмыляется, показывая ряды желтых, счесанных зубов, — среди людей на земле, заняты повседневными делами. Думаю, не нужно объяснять, какими именно.