Виктор Песиголовец - Лицо порока

Вернувшись в редакцию, я позвонил в онкологию, чтобы справиться о самочувствии Маши. Дежурная медсестра сообщила, что ее прооперировали, но подробностей она не знала.

Я тут же помчался в больницу.

Елены Алексеевны в отделении не было, пришлось побеспокоить заместителя главврача. Тот сидел в кабинете.

— Юрий Сергеевич, Сташину прооперировали…

— Присядьте, Иван Максимович, — велел он хмуро. И когда я сел на стул, подошел ко мне и, помявшись, сказал: — Да, сегодня утром Сташина побывала в операционной. Ее разрезали…

— И что? — мои нервы были напряжены до предела. По тону заместителя я догадался, что дела плохи, и готовился услышать неутешительные вести.

— Посмотрели… И зашили…

— Как так? — я вытаращил на него глаза, ожидая разъяснений.

Юрий Сергеевич тяжело вздохнул и положил мне руку на плечо.

— Как и предполагала Елена Алексеевна, Сташиной уже ничем не поможешь… Мужайтесь, Иван Максимович…

Мои губы одеревенели.

— Господи! Господи! — прошептал я в ужасе, заламывая руки.

— Метастазы распространились по всей брюшной полости, задеты многие органы, особенно пострадала печень. Очень тяжелый случай…

Я закрыл лицо руками и заскулил.

Юрий Сергеевич отошел от меня, потом вернулся, поднес к моим губам стакан.

— Выпейте!

Я продолжал скулить, раскачиваясь на стуле из стороны в сторону. Тогда он отбросил мои руки с лица и насильно разжал мне губы.

— Это коньяк. Выпейте!

Непослушной рукой я взял стакан и проглотил содержимое.

— Значит, все? Надежды нет? — прошептал я, вглядываясь в карие глаза заместителя.

— Сами понимаете…

Я опустил голову и долго сидел неподвижно. Юрий Сергеевич терпеливо ждал, присев на краешек стола.

— Сколько еще Маша проживет? — спросил я заплетающимся языком, когда коньяк подействовал и я немного пришел в себя.

— Не знаю…

— Хоть приблизительно! — настаивал я.

— Может, несколько дней, может, недели полторы… — заместитель налил еще коньяка и протянул мне. Я послушно выпил.

— Что с ней теперь?

— Сейчас… — он обогнул стол и сел на свое место. Затем снял с телефонного аппарата трубку и начал нервно набирать номер. — Алло! Меня интересует состояние Сташиной… Да… Да… Понятно!

Я ожидал, тупо уставившись в угол кабинета. Юрий Сергеевич закончил разговор и, сложив свои большие волосатые руки перед собой, произнес:

— Сташина спит.

— Я…

— Нет, — воскликнул он решительно. — Разве вы не понимаете, что в таком состоянии вам незачем к ней идти?

Я зарыдал — безутешно и горько. Слезы текли по щекам и шее, безудержная дрожь колотила все мое тело. Юрий Сергеевич не успокаивал меня. Сидел, грустно смотрел и молчал.

— Как же так! — причитал я, сжимая кулаки в бессильной ярости. — Еще месяц назад Маша была бодрой и жизнерадостной. Ничто не предвещало беды!

— Все мы ходим под Богом! — откликнулся на эти слова заместитель. — Крепитесь, мужайтесь, Иван Максимович! Вы же взрослый человек, уже немало чего повидали на веку…

На работе оставшиеся полдня только и говорили, что о смертельном Машином недуге. Я не выходил из кабинета, курил и лакал водку. Меня никто не тревожил.

Вечером, когда я снова приехал в онкологию, Маша находилась без сознания. Она лежала на койке, желтее воска, и уже не казалась живой.

Я долго стоял у ее изголовья. Затем поцеловал в лоб и ушел.

В магазине, недалеко от моего дома, куда я забрел, чтобы купить чего-нибудь на ужин жене и детям, неожиданно увидел Ларису. Как всегда, опрятная и элегантная, она стояла у прилавка и рассчитывалась за покупку. Чтобы не попасться ей на глаза, я попятился к выходу, но Лариса повернула голову. И наши взгляды встретились. В ее больших серых глазищах не было ничего, кроме тоски.

Расплатившись, Лариса прошла мимо меня, стараясь держать голову прямо и независимо. Я вежливо поздоровался, и она кивнула в ответ.

— Мужчина! Не молчите! Что будете покупать? — раздраженно обратилась ко мне продавец.

— Колбасы, вон той! — указал я пальцем на стекло витрины.

— Той или этой?

— Этой, килограмм.

Когда я поднял глаза, Ларисы в магазине уже не было.

Оказалось, она ждала меня на улице.

— Как поживаешь, Ваня?

— Да все нормально, — ответил я, не заботясь о том, чтобы голос звучал убедительно. — А у тебя что?

— Ничего, — обронила она, опустив голову. — Спасибо тебе за новогодний подарок. Зря ты…

— Он тебе хоть понравился?

— Очень…

Мы зашагали по тротуару.