Владимир Контровский - Рассказы Старого Матроса

— Послушайте, мистер Уиллис, — Херкьюлес Линтон, молодой, но уже известный инженер-кораблестроитель, опёрся локтями о стол, заваленный справочниками, таблицами и чертежами, и хрустнул пальцами, — самый быстрый не значит самый лучший.

— Да что вы говорите! — в голосе судовладельца отчётливо прозвучало ехидство. — А я и не знал!

— Да, именно так, — спокойно повторил судостроитель компании «Скотт и Линтон», — ваш клипер будет лучшим в мире, но не самым быстрым.

Уиллис сердито засопел. Это было верным признаком того, что раздражение Белой Шляпы нарастает, однако Линтон остался невозмутим.

— Рекорд скорости установлен американцами, — терпеливо пояснил он, — их клипера «Флайинг Клауд», «Лайтнинг» и «Джеймс Бэйнс» выжимали при попутном ветре и двадцать, и даже двадцать один узёл, лёгко покрывая четыреста миль в сутки. Но какой ценой? Эти их винд-джаммеры — выжиматели ветра — это уже не корабли: это ветряные мельницы, бешено машущие крыльями. Парусность чудовищная, рангоут непомерно велик. Грот-рей «Джеймса Бэйнса» вдвое больше ширины корабля — сто футов длины! Он сборный — в лесах нет таких деревьев. А водоизмещение? Две-две с половиной тысячи тонн — это слишком много, мистер Уиллис, да ещё при таком хиленьком наборе корпуса, какой был у этих заносчивых янки. Гнать такую махину с такой скоростью — это безумие. Они, эти рекордсмены, служили всего несколько лет, а потом разваливались, надорвавшись, словно негр на плантации под бичом — под бичом океанских ветров. А море нельзя покорить — с ним нужно жить в гармонии.

— Эти американцы всегда и везде прут напролом, — буркнул Уиллис. — Покорять — это у них в крови… Я видел «Джеймса Бэйнса» одиннадцать лет назад, когда шёл из Кейптауна в Сидней, — он продирался сквозь волны вепрем, давя их и топча. Мерзкое зрелище, мистер Линтон.

— Вот-вот, — судостроитель кивнул в знак согласия со словами Белой Шляпы. — А наш клипер будет играть с волнами — он будет не кабаном, а лисицей, ловко скользящей в кустах. Когда-то люди восхищались подвигами моего тёзки Геракла, — судостроитель усмехнулся, — ах, герой поднял такой большой камень! А ведь поднять тяжёлый камень, чуть подержать его и бросить — это ещё не всё. Камень ещё надо отнести и уложить в стену Храма Красоты, а это не получится, если он будет слишком тяжёлым. Нужен вам минутный рекорд, о котором через год все забудут? Нет, мистер Уиллис, мой — ваш — корабль будет другим. Наш клипер будет верхом совершенства и проживёт долгую и красивую, — Линтон подчеркнул это слово, — жизнь. Этот клипер станет легендой… — глаза молодого инженера слегка затуманились. — А скорость, — добавил он, возвращаясь с небес на грешную землю, — скорость будет. Не двадцать узлов, конечно, но семнадцать-восемнадцать — наверняка, причём постоянно и без всякого вреда для здоровья нашей будущей красавицы. Всё равно быстрее него не будет никого — разве что тот клипер, который строит Худ в Абердине. Я видел его данные — они почти такие же, что и у нашего с вами корабля. Но это даже и хорошо — у нашего клипера будет достойный соперник. Кажется, он называется «Фермопилы».

— Да, я знаю, — проворчал Джон Уиллис. — Идиотское название… Хорошо, мистер Линтон, вы меня убедили. Используйте лучшие материалы: отличный чугун, выдержанное дерево — отборный ильм, тик, красную сосну, — мюнц-металл для обшивки. Это дорого, но я хочу, чтобы мой корабль стал истинным шедевром — легендой, как вы сказали.

— Он будет легендой, — заверил судостроитель. — Да, а что насчёт названия? Вы уже решили, как будет называть ваш новый корабль? Мне нужно название — мы заложим клипер на днях.

— Название? — судовладелец на секунду задумался. — Будет вам название, мистер античный герой.

Где-то неподалёку снова ухнул филин, и Джон Уиллис поёжился. «Пора идти спать, — вяло подумал он, — становится холодно, да и поздно уже». И тут он почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд. Молодой Уиллис медленно повернул голову, догадываясь, — нет, уже зная! — кто на него смотрит.

Нэн стояла в дюжине шагов от потухшего костра, и выглядела она точь-в-точь так, как описывал её старый Робин, — что для вечно юной ведьмы тридцать пять лет человеческой жизни. Лунный свет падал на неё сбоку и чуть спереди, и под тонкой светлой рубашкой Нэн отчётливо были видны изгибы её прекрасного тела: крутое бедро и молодая грудь, упругая даже на взгляд и увенчанная тёмными горошинами сосков. Стройные ноги, руки, открытые плечи и шея казались облитыми слабо светившимся слоем серебра, а чёрные волосы Нэн были теми нитями, из которых соткано колдовское полотно ночи. Однако она не выглядела статуей — от красавицы-ведьмы веяло теплом жизни, молодости и любви. «Так вот ты какая, Нэн Короткая Рубашка…» — растерянно подумал Джон, не в силах шевельнуться.