Александр Иванченко - Повести студеного юга

Во время англо-бурской войны, уклоняясь от мобилизации в действующую армию, на транспорте «Тинтайгл кастл» с ним плавал и дружил некий Майлс Лонгстафф, которого в Портсмуте — порту приписки корабля — часто встречала и провожала в очередные рейсы его родная сестра Сарра — некрасивая перезревшая девица, все еще, должно быть, не утратившая радужных надежд.

Вот эту девицу и вспомнил в нужный момент наш почитатель мудрости французов. Дело в том, что отцом Майлса и Сарры был Льюэллин Вуд Лонгстафф — крупный лондонский промышленник, финансист и к тому же член правления Королевского Географического общества. Папаша, так сказать, по всем статьям, находка: и деньги, и связи, и голос в руководстве КГО, а значит, и какое-никакое, но все же влияние на судьбу предстоящей экспедиции в Антарктику. Если же уговорить миллионера внести в ее кассу недостающую сумму, она станет решающим, и тогда против его воли не осмелятся пойти ни Маркхэм, ни Скотт.

Лучшего варианта не придумать, тем более, по словам Майлса, старик давно мечтал выдать засидевшуюся в невестах дочь за кого угодно, только был бы порядочный человек. Сама же Сарра, встречаясь с Шеклтоном в обществе брата, смотрела на него такими глазами, что никаких пояснений не требовалось. И для нее он, конечно, был не просто златокудрым «богом морей», а уж не «кем угодно» — наверняка. Не богат, да, но баронет, потомственный аристократ. Подцепить титулованного жениха в Англии сочтет за счастье любая девушка, не исключая и дочерей плебеев-миллионеров.

Шеклтону, правда, было известно, что несколько месяцев назад Майлс ушел на целый год в кругосветное плаванье. А явиться к Лонгстаффам, но не к Майлсу вроде неудобно. Но можно ведь и не знать о плаванье Майлса. Расспросить, где он, что с ним, пожаловаться на свое в Лондоне одиночество…

Как развивались события дальше, догадаться нетрудно. Боюсь, однако, вряд ли догадки моих читателей будут верны.

Избрав жаждущую замужества девицу средством для достижения намеченной цели, жениться на ней Шеклтон вовсе не собирался, даже за миллионы Лонгстаффа. И не потому, что она представлялась ему такой уж уродливой или их браку могла помешать иудейская вера Сарры. Ни то, ни другое для Шеклтона значения не имело. Великолепный красавец, сильный и мужественный, с внешне веселым, беспечным нравом, он пользовался у женщин всех сословий огромным и неизменным успехом, но сам искренней взаимностью никому не отвечал. Как писал один из его биографов, «сознавая все выгоды своей необычайной власти над женскими сердцами, он умел искусно применять ее для дела, не испытывая при этом ни чувственных влечений, ни внутренней потребности в женском обществе. Его, отдававшего всю свою страсть борьбе за первенство на необъятной арене жизни, и красотки и дурнушки одинаково не волновали».

Здесь нужно отметить, что по-настоящему духовный мир Шеклтона при его жизни никто не знал. Свои потаенные мысли и чувства в ранней юности он приоткрывал только перед отцом, да и то не полностью и не так часто, чтобы по ним создать какую-то законченную психологическую картину. В дальнейшем же достаточно коротко он не сходился ни с кем, хотя приятелей и друзей у него всегда было много. Для одних он был тем, кого у нас, на Руси, называют «рубаха-парень», для других — романтическим чудо-героем, для третьих — остроумным, с замечательными манерами великосветским денди… Поразительную множественность его обличий невозможно описать. Причем в любом из обличий в нем не замечали никакой наигранности, ничего ложного. И тем не менее все это была только умело, я бы даже сказал, гениально сработанная наружность, проникнуть за которую с известной долей предположений позволяет лишь тщательный анализ его поступков и отдельных, как бы невзначай оброненных фраз.

Я говорю это к тому, что верить его биографам, пытавшимся рассказать нам об интимной стороне жизни своего героя, надо осторожно. Как этот в высшей степени скрытный человек в действительности относился к женщинам, судить сложно. Но очевидно, чувство любви, то самое сокровенное и могучее чувство, которое, воспламеняя человека, высекает из его души искры подлинного благородства, он в своей жизни так и не познал. Когда внимательно знакомишься с длинным списком его амурных приключений вплоть до женитьбы в 1904 году на Эмилии Дорман и ошеломительно бурного и скандального романа с русской императрицей Александрой Федоровной в 1909 году, когда всматриваешься в фотографии покоренных им женщин, большей частью некрасивых, но непременно богатых или знатных, а то и венценосных, читаешь его письма к ним, натужно сентиментальные, но совершенно безликие, с бесконечным повторением одних и тех же излияний, не остается сомнений: никого из них он не любил, никем искренне не увлекался. Податливые, глупые самки и многоопытный бизнесмен от любви, для которого за каждой интрижкой — либо кратковременная выгода, либо холодно продуманный дальний расчет.