Александр Иванченко - Повести студеного юга

— Вот видишь, дорогой, даже Джеймс Кук считал невозможным проникнуть в Антарктику, а тебе она все мерещится. Или Кук для тебя больше не авторитет? — Сэр Генри знал, что Эрнст, не подумав, немедленно ответит цитатой, и, слушая его декламацию, наперед испытывал удовольствие от того, как сын, опомнившись, повесит нос. Уж со своим-то любимым Куком согласиться ему придется.

Уловка, однако, не удалась.

— В том-то и фокус, дэд, что обставить такой авторитет, хотя бы и после его смерти, — уже слава, — не приняв наивно наигранного благодушия отца, сказал Эрнст серьезно. — Кроме того, ты напрасно думаешь, что, если я иногда восхищаюсь подвигами Кука, для меня его мнение — окончательный приговор. Я не ошибаюсь, ты так подумал?

Сэр Генри сконфуженно пожал плечами. Эта способность Эрнста угадывать его мысли наводила на беднягу прямо-таки суеверный страх. Робея, он тогда весь покрывался испариной и не мог не только что-то сказать — боялся шевельнуть мозгами.

— Я твердо знаю одно, — продолжал между тем Эрнст, грузно вышагивая по отцовскому кабинету, — прогресс в авторитетах не нуждается, они чаще всего вредят ему, как церковь — просвещению. Какой может быть прогресс, если все станут оглядываться на чьи-то закостенелые авторитеты? Громить их, сбивать с пьедесталов — вот в чем задача творцов цивилизации. Прикинь-ка, разве вся эпоха Возрождения не была великим бунтом против авторитетов? — Недавно еще по-юношески пылкий, непримиримо задиристый, сейчас он говорил в спокойном размеренном тоне, не столько обращаясь к отцу, сколько как бы рассуждая с самим собой, и, глядя на его рослую, широкую в кости фигуру, слушая его неторопливую речь уверенного в себе и своих словах человека, нельзя было подумать, что перед тобой все тот же вдохновенно-самонадеянный шестнадцатилетний мальчик. Изменились даже глаза: вместо горячечного нетерпения теперь их наполняли решимость и воля натуры страстной, но не бесшабашной. Куда и как направить свою страсть, этот, теперешний, Эрнст знал отлично. — Разумеется, жизнь Кука достойна того, чтобы им восхищались. Но ведь это он авторитетно утверждал, будто Антарктида недоступна, а Дюмон-Дюрвиль тем не менее потом благополучно высадился на Земле Адели. Другое дело, что продвинуться дальше в глубь материка французы не смогли. Сегодня тоже пока никто не сможет, потому что ни у кого нет еще достаточного полярного опыта. Для этого нужно покорить сначала более близкую и потому более доступную Арктику, тогда все будет ясно. Я полагаю, на это уйдут ближайшие десять — пятнадцать лет, не больше. Затем — Антарктика. Ждать осталось недолго, гораздо меньше, к сожалению, чем требуется британскому моряку, чтобы закончить училище и стать капитаном. По этому, дэд, я и должен попасть на клипер Молтседа незамедлительно и обязательно гардемарином. Терять лишних три года на училище в моем положении было бы безрассудно.

Конечно, сэр Генри не мог предположить, что предсказания шестнадцатилетнего Эрнста относительно порядка и сроков полярных исследований со временем окажутся на удивление пророческими, но, очевидно, логика его доводов была так сильна, а намеченная цель так определенна, что старик наконец сдался, взял на себя и позор, связанный с добычей фальшивых документов гардемарина, и унизительную миссию переговоров с капитаном Молтседом.

…27 апреля 1890 года новоиспеченный «гардемарин» Эрнст Генри Шеклтон ушел в свое первое океанское плаванье, и с этого момента его след для нас затерялся на целых десять лет. Мы знаем только, что на клипере «Хогтон Тауэр» он прослужил четыре года, в течение которых совершил два плаванья в Чили и одно кругосветное. Затем, несмотря на формальное отсутствие систематического морского образования, блестяще сдал штурманские экзамены и был назначен третьим помощником капитана на пароход «Монмоусшайр», ходивший из Англии в Японию, Китай и Америку. Потом во время англо-бурской войны в той же должности третьего помощника капитана плавал на транспортном корабле «Тинтайгл кастл», который перевозил британских волонтеров из Южной Англии к месту боевых действий в Кейптаун. Отсюда, из Кейптауна, в июне 1900 года он и прибыл в Лондон, чтобы начать свои хлопоты о зачислении в первую британскую антарктическую экспедицию. И это было самым удивительным, так как, покидая службу на «Тинтайгл кастл», он отправлялся в Лондон, влекомый лишь собственной интуицией. О том, что там действительно началась подготовка экспедиции в Антарктику, кроме узкого круга учёных и нескольких членов правительства, в Англии еще никто не знал. Опасаясь более предприимчивых норвежско-шведских конкурентов, англичане до поры до времени держали свои планы в строгом секрете. И тем не менее Шеклтон (будем так называть его в дальнейшем) явился к президенту Королевского географического общества с таким видом, словно ему все уже было известно.