Михаил Иманов - Чистая сила

Досказав это мне, он обратился к старику:

— А вас, Владимир Федорович, я очень прошу подтвердить, что я сказал правду.

— Я ничего подтверждать не буду.

— Ах, не будете, — с неожиданной угрозой проговорил Ванокин. — Присвоил денежки, а теперь «не будет»! Раньше надо было думать! Обманули одну женщину, потом другую: Марину свою почти что в тюрьму засадили, а мою мать…

— Не смейте мне угрожать! — воскликнул старик, ударив рукой по столу. — Я, может быть, и говорил бы с вами, но такой, как вы, не имеет на это… не заслуживает, чтобы с вами говорили, тем более…

— Это мои нравственные качества вас не устраивают? — перебил Ванокин. — Или лицо мое вам не пришлось?.. А если бы пришлось, то вы бы так и выложили.

— Да, не пришлось, — вставил старик.

— Мне тоже лицо ваше видеть не хочется — век бы его не видел.

— И хорошо!

— Нет, извините, так не пойдет: не отвертитесь. Как миленький выложите. И ваши помощники вас не защитят. И с ними сумею управиться. Со всеми сумею управиться! С вашей же жизни пример для подражания беру — всех на пути убирать, я тех, кого любишь, тоже. Ишь, праведник какой выискался! Какой идейный! И законом мне угрожал! Да я сам в первое же отделение милиции пойду, и заявление там оставлю, и все в заявлении подробно опишу — пусть разбираются. Там и ответите: откуда у вас, скромного человека, такой капитал. Он передать хочет! Я тебе передам! — на том свете не забудешь.

— Вы бы это… потише, — вступил я.

— Да, поосторожней, — поддакнул старик и обернулся ко мне.

Эта его поддержка совсем была мне не нужна и более всего меня раздражила. Я, конечно, не мог ему объяснить, что я, хотя и выполняю его просьбу, и, в общем-то, готов его при случае защищать, но что я все-таки сам по себе. Вот это: что я сам по себе — ни старику не было понятно, ни Ванокин так не принимал.

Моя реплика и поддержка старика не то чтобы сбили Ванокина, но в буквальном смысле поразили его.

— Что-о? — проговорил он негромко, не грозно, а удивленно, и я, в свою очередь, удивился тому, как не шло удивление лицу Ванокина — удивление было чуждым для его лица выражением.

Впрочем, он быстро оправился, и чуждое, случайно выскочившее выражение заменилось прежним — соответствующим.

— Что такое? — проговорил он опять. — Я вижу, что с вами по-хорошему не выходит. Не понимаете вы по-хорошему. Отвыкли, наверное. Ладно. Будем считать, что я сделал все, что мог. Итак, я задаю итоговый вопрос: согласны ли вы вернуть принадлежащие мне деньги, мою часть?

— У меня нет никаких денег, — сказал старик.

— Хорошо, пусть будет — ценности. Согласны отдать?

— Нет.

— Хорошо. Очень хорошо. Потерянное время запишем на ваш счет. Ну ладно, теперь я буду вас разоблачать. Я уже упомянул о вашей родной (я подчеркиваю это слово) дочери. По некоторым соображениям, будучи с нею коротко знаком, я не рассказывал ей всего. Правда, намекал, что отец у нее есть. Я хочу сказать — живой отец. Не рассказывал же я не из гуманных соображений (не тешьте себя), а потому, что до времени не хотел излишнего сгущения дела. Теперь я расскажу. Это — раз. Второе, не позже, чем завтра, я вам устрою свидание с дочерью, чтобы вы могли как следует объясниться, по-родственному, и объяснить ей, что мать ее преступница и что вы, как честный гражданин и хороший человек, только исполнили свой долг, донеся на нее. Третье…

— Я не доносил, — быстро сказал старик и мельком глянул на меня.

— Нет, доносили, и очень даже последовательно. И с рвением.

— Это ложь! Вы этого знать не можете.

— Как же не могу, если знаю. У меня и документик есть. Я вам его показывал, но вы, как видно, невнимательно прочли. Это ее письма, вашей жены.

— У меня не было жены, — проговорил старик устало и почти неуверенно.

— Ну, если вы такой ревнитель закона… В самом деле, печати в паспорте вы не имели. Но если мужчина живет с женщиной, а потом у них рождается ребенок, то как называть эти отношения? Вам, по-видимому, больше нравится слово — любовница, или, наверное, сожительница? Так вы так и скажите, я так и буду называть. Для удобства. Хорошо, я поправлюсь: письма вашей сожительницы, Марины. Так вам больше нравится?

— Оставьте меня, прошу вас. Я себя плохо чувствую. Я болен, разве вы не видите? — вдруг просительно произнес старик и опять оглянулся на меня; я опустил глаза.

— Как не видеть — вижу, — проговорил Ванокин. — К тому и веду. К тому и веду, чтобы вас к самому концу подвести. А как вы хотели?! Думали, я жалеть стану? Нет, не стану. Тем более что вы-то сам никого в своей жизни не жалели. Оставьте его, видите ли! он, видите ли, болен! И хорошо. А вы думали, что я вас пилюлями лечить буду? Вот скажите мне, — продолжал он, но уже другим тоном. — Вот скажите, — и если вы сможете ответить, то, может быть, и помилую вас, — хоть одному человеку на свете ваша жизнь что-нибудь хорошее принесла? Хоть одному человеку! Да что там человеку — хоть одному существу: собаке, кошке? А? У вас небось и кошки никогда в доме не было. Ну, что молчите? Я вопрос задал.