Михаил Брыжинский - Обручи

Садиться на трактор в Володькины расчеты вовсе не входило, но он прекрасно понимал председателя: прав на все сто. И раньше с трактористами в колхозе перебивались кое-как, запаздывая каждый год и с весенним, и с озимым севом, а теперь, видно, и вовсе туго стало. Посевной агрегат, действительно, расформировать не дадут, пока последний клин не будет засеян. И для картофеля все сроки проходят. А усадьбы — дело тоже не последнее, он знает.

— Тебе долго, что ли, огороды-то? — еще больше нахмурился Пекшин. — За неделю разделаешь. Я же знаю, как можешь, когда захочешь. Помню, — подольстил он Володьке.

— Не надо, Петр Васильевич, — отмахнулся тот. — Не дите, чтоб по головке гладили… А насчет огородов — согласен. Только условие — начну с Пармаева.

— Ну конечно, — обрадовался председатель. — Никакого разговору…

Недели на огороды не понадобилось — управился за пять дней. Он набросился на работу, точно проголодавшийся на еду, и почувствовал, как соскучился по трактору. В машине, конечно, свой интерес, но и в тракторе есть свой. Закончив, пригнал дизель в гараж и, чуть сожалея, что работа вся выполнена, заглушил.

И вот тогда-то случилось так, отчего все его расчеты полетели вверх тормашками. В тот самый момент, когда в последний раз по-хозяйски обходил трактор, подкатил Пекшин.

— Молодец, Володя, — крепко пожал ему руку. — Спасибо за выручку.

— Да ну, что там, — небрежно отмахнулся он и просто так, ради пущей вежливости, поинтересовался. — А как у вас? Заканчиваете?

Председатель скривил лицо в горестной усмешке и обстановка с посевной прояснилась без слов.

— Вот, мотаемся с Татьяной, — кивнул он в сторону «уазика», — ругаемся, суетимся, да толку, коли людей нет.

Пока разговаривали подобным образом, из машины выскочила девушка, стройная, ладная. Подойдя поближе и поздоровавшись, с любопытством уставилась на тракториста. Володьку немного даже смутил этот ее бесцеремонный взгляд. Девушка была хорошенькая, ему глянулась, а еще понравилась своей смелостью. Надо сказать, он вообще не любил тихонь.

Взаимное разглядывание продолжалось с полминуты, не меньше, пока председатель не заговорил просительно:

— Володя, может, ты того… поработаешь еще чуток, а? Нам бы только с посевной управиться. Там полегче станет… Как ты на это?

— Хм! — произнес Володька и сбил кепку на лоб, а затем снова сдвинул на затылок и бормотнул: — Тут крепко надо подумать.

Девушка стрельнула своими бойкими глазищами и неожиданно тоже встряла в разговор:

— А что, Вовка, действительно — помоги.

— Здра-асьте! — снял он кепку и поклонился девушке. — Для чего, по-вашему, после службы месяц отдыха дается? Чтобы солдат, после ать-два, к гражданской жизни адаптировался, — блеснул перед девушкой мудреным словечком. И пояснил: — Освоился чтобы, значит. А вы его из огня да в полымя хотите. Может, я еще не адаптировался, — опять с наслаждением ввернул он это слово.

— Так-то оно так, — озабоченно произнес председатель. — Адаптация, конечно, необходима, да ведь хлеб нужнее. А время не терпит.

— Да ладно выламываться, Вовка. Тебя по-человечески просят. Помоги… А еще солдат! — с укоризной бросила девушка. — Не думала, что из армии такими капризулями приходят.

— Хо! Это еще что за командир? — изумился он напористости девушки и задетый ее последними словами.

— Агроном наш новый, — тотчас же пояснил председатель. —Хотя какое там! Второй год уже у нас воюет. Это для тебя она новое лицо, — и, прищурившись, предложил: — Познакомьтесь. Таня. Таня Суркина. А это, Таня, наш бывший механизатор Владимир Каштазов. До армии рекорды бил, — опять польстил ему председатель.

— Жаль, что бывший, — каким-то особым тоном произнесла девушка, и эти слова, а вернее, тон, каким были сказаны, решили все.

И пошли-полетели денечки… На посевной Володька упирался, как вол, да и потом не сачковал. Когда не было работы для гусеничного трактора, пересаживался на «Беларусь» или Т-150, благо техники в колхозе было навалом и выбирай из свободной что по душе. Возил, косил, трамбовал, пахал. А зимой Володька женился. Стоит ли говорить, что женой его стала та самая Таня Суркина, из-за которой, собственно, и остался в селе.

И вот теперь везет ее в больницу, где должен появиться его сын. Их сын. И довезет, несмотря ни на что. Ни ночь, ни пурга, ни бездорожье ему не помеха.

Володя снова глянул на жену и увидел, что лицо ее исказила гримаса боли. Сердце дернулось.

— Больно? — спросил участливо.