Екатерина Вильмонт - Хочу бабу на роликах!

– Гарик, ну хватит надоедать людям! – К нему подошла красивая, довольно пышная блондинка. – Извините, у него сегодня удачный день, он на радостях…

– Да, это правда! И теперь могу считать его вдвойне удачным, потому что отдал долг. Прощай, Сашенька! Дай ручку поцеловать! И вам спасибо, сэр, что не лезли… Берегите ее!

Блондинка увела Гарика в другой зал.

– Саша, что это все значит?

– Почему вы спрашиваете? По-моему, он все предельно ясно рассказал.

– Простите. Это не мое дело, вероятно, но… Саша, вы расслышали мое предложение? Повторяю: выходите за меня замуж.

– Нет, – решительно ответила я.

– Но почему?

– Потому что я не хочу замуж. Не за вас, а вообще… Я четырнадцать лет была замужем. С меня хватит.

– Саша, но я… Я знаю, вы меня еще не любите, но поймите, любовь – дело наживное.

Подумать только, я и сама недавно говорила себе: любовь дело наживное.

– Мы с вами уже битые жизнью люди и сможем избежать массы ошибок. Я… Я уже не представляю себе жизни без вас. Я все обдумал, Саша, мы могли бы… Саша, у вас будет все, вам не надо править бредни каких-то старых дур, зарабатывая гроши. У меня чудесный дом за городом, я живу там один как сыч…

– Нет, Алекс, хватит быть женой, надо становиться человеком.

– Саша, по-вашему, жена не человек?

– Как выяснилось, нет. По крайней мере, в моем случае. И я больше не хочу. Простите, если не оправдала ваших ожиданий… – Я говорила спокойно и твердо, я была уверена в каждом своем слове, как, может быть, никогда раньше, хотя он очень мне нравился.

– Саша, но в ту ночь, когда мы возвращались от Тараса, мне показалось…

– Вам не показалось.

– Но тогда я ничего не понимаю.

– Да тут и понимать нечего… Просто был такой момент…

– Саша, вы же знаете – суженого конем не объедешь. А я и есть ваш суженый. И не возражайте. Я это отчетливо понял, когда вместо мамы мне дверь открыли вы. Меня как будто под дых ударило.

Он смотрел на меня так страстно, в его чуть раскосых глазах было столько чувства, что постепенно во мне начала звучать какая-то мелодия. Но отнюдь не лирическая, нет, это были то ли «Половецкие пляски», то ли «Танец с саблями». Словом, что-то стремительное, с гиканьем, посвистом и лязгом.

Хотя сам он выглядел более чем респектабельно. И это несоответствие вдруг страшно меня завело. Нет, я не хотела за него замуж, я просто захотела с ним переспать. И он мгновенно это уловил. Он вообще такой, все улавливает.

– Саша, поедем ко мне, знаешь, как сейчас хорошо за городом: прохладно, птицы поют, воздух чистый… Ну пожалуйста, поедем. Если ты не захочешь, я ни на чем не буду настаивать, просто поедем… у меня там хорошо… Ты посмотришь…

– Да нет, не стоит, – не слишком уверенно ответила я.

Но он уже расплачивался с официантом. Мы вышли, сели в машину.

– Саша, можно я тебя поцелую?

– Нужно!

Поцелуй был такой, что у меня все поплыло перед глазами. Когда он наконец оторвался от меня, то спросил хрипло:

– Едем ко мне?

– Едем, – решилась я. А что, в конце концов?

Когда мы выехали за Кольцевую автодорогу, он спросил:

– Ничего, если я включу радио?

– Ради бога.

Я понимала, что иначе ему трудно справиться с тем сексуальным напряжением, что возникло между нами. Он нажал кнопку приемника, и оттуда раздались звуки… «Половецких плясок». Я расхохоталась.

– Ты почему смеешься? – удивился он.

– Да так, ничего…

– Я тебе чем-то напоминаю хана Кончака?

– Господи, ну и проницательность!

– Что ж, это даже лестно. А ты, значит, моя полонянка? Господи, я и не заметил, как начал говорить вам «ты». Вы не сердитесь?

– Нет. А нам далеко ехать?

– Еще минут двадцать.

Мы замолчали. Ехать было приятно. Открытые окна и люк в крыше машины. Как давно я не ездила за город. Только с Улей к бабе Лене, но это совсем не то. Мне тогда было плевать и на свежий воздух, и на красоты природы. Красот сейчас не было видно, а вот воздух упоительно освежал мою разгоряченную вином и желанием голову. Наконец мы въехали в охраняемый дачный поселок. Ворота в дом он открыл при помощи пульта и въехал на участок. В доме было темно. Он не стал загонять машину в гараж, помог мне выйти и тут же схватил в объятия:

– Все, теперь не вырвешься, полонянка! Я с ума по тебе схожу, ты же видишь, чувствуешь, да?

Я все видела, чувствовала, и мне совершенно не хотелось вырываться. Помимо всего прочего, меня пьянило ощущение свободы, как будто я и впрямь вырвалась в какие-то степи… Словом, ощутила в себе что-то лихое, половецкое… И мне от этого было хорошо! Странно, непривычно, но хорошо. И вдруг раздался лай.