Александр Зевайкин: Малец и море

Подъезжая к дому, она еще сквозь кусты живой изгороди увидела красную машину Стаса. Сам он, прислонившись к правому переднему крылу, нервно курил и беспрестанно крутил головой. Танюхе это сразу не понравилось. Заметив ее машину, он заспешил ей навстречу, едва не попав под колеса. Танюха резко затормозила и выскочила из машины.

— Привет, — буркнул Стас непривычное для себя слово, и это ей тоже не понравилось. Обычно он здоровался витиевато, со вкусом.

— Ты нашел его? — вместо приветствия спросила девушка.

— У меня для тебя куча новостей, и все плохие, — без обиняков начал Стас. — С какой начинать?

Она пристально посмотрела в его серые глаза, словно желая увидеть там ответы сразу на все вопросы, но он отвернулся, метнул бычок в канаву и выпустил длинную струю дыма.

Танюха напряглась, приготовившись к самому худшему.

— Какая разница, начинай с любой.

Стас как-то подозрительно посмотрел на нее, то ли с сожалением, то ли с печалью. Не любила она его взгляды. Какие-то они неопределенные.

— Пойдем, пройдемся во-о-о-н до того дерева, — вдруг предложил он, — как раз уложимся.

— Пойдем, — с неохотой согласилась Танюха, понимая, что во время прогулки он будет смотреть куда угодно, только не в ее глаза. Хороший парень Стас, но какой-то уж больно скользкий. Почему он никогда не смотрит в глаза собеседнику? Совесть не чиста? А у кого она сейчас чиста? Но додумать у нее не получилось.

— Приказ о твоем назначении отозван. Это — первое. На твой счет наложен арест, а стало быть, перевода денег во Францию на покупку домика не будет. Это — во-вторых. Твоего ненаглядного кренделя взяли на мокром деле. Это — третье. А в-четвертых — ему шьют двойную октябрьскую заказуху. Новые факты в этом деле всплыли. Так что дело — дрянь. Тянет на пожизненное, если, конечно, он до суда доживет. А еще шеф очень не одобряет твоих связей с авторитетами криминального мира и очень хочет тебя видеть. И ребята из прокуратуры. У них к тебе очень много вопросов.

— Подожди, — еле слышно прошептала ошалевшая Танюха, — но Витя же в командировке.

— Это теперь так называется, — безжалостно сморозил Стас. — Им будет очень тяжело поверить в твою непричастность. И последнее, малец твой пока нигде не всплыл. У меня все. — Стас остановился, развернулся и пошел обратно к машинам. Не оборачиваясь, он проворчал: — Он мне сразу не понравился. Да ты ведь у нас самая умная, разве кого послушаешь…

— Мальчик?! — как сквозь пелену спросила Танюха, теряя связь с миром.

Стас все-таки остановился.

— Мальчик-то тут при чем? Крендель твой ненаглядный. Любишь ты, Танюха… Звони папе. Его помощь тебе пригодится. И на меня можешь рассчитывать, — напоследок сказал Стас и заспешил к своей машине.

— Спасибо, — одними губами ответила Танюха.

Он уехал, а Танюха все еще стояла под деревом и смотрела на море. Море, оно — живое: успокаивало и о чем-то шептало. Думать о чем-либо, а тем более предпринимать серьезные решения, она не могла.

Она уже не помнила, как оказалась на любимом месте. Ветер обдувал лицо, внизу плескалось море. Грязный джип стоял над самым обрывом. Непростительно близко.

Внизу пляж резко сужался. Скалы рвались к морю, нависали над ним, грозя раздавить своей мрачностью и величием. Но море, ласковое море, обладало единственным неоспоримым преимуществом — оно было подвижно. Оно лизало камни, подтачивало скалы и они осыплись, как кубики намокшего рафинада.

Мальчик сидел на берегу моря, обняв ноги и уткнув подбородок в колени. Он смотрел прямо перед собой: там маленькие взрослые люди строили песочный дом. Они не больше его мизинца, и на первый взгляд совершенно одинаковые, словно оловянные солдатики, одетые в серые спецовочки со светлыми пятнами на рукаве (очевидно, какая-то эмблема). Он мог бы взять одного на руки и поподробнее рассмотреть, но боязнь спугнуть останавливала его.

По деревянным сходням и лесам половина человечков носила на миниатюрных носилках темный сырой песок из ближайшей ямки. Вторая половина укладывала его в стены круглого подобия башни. Но нещадное солнце сушило песок: он светлел и тоненькими ручейками стекал к подножию постройки. Поэтому дальше третьего этажа дело не шло. Постепенно первый этаж полностью засыпало песком, и человечки брались за лопаты. Они работали с завидной энергией, но не дремало и солнце. Влага испарялась, и песок все сыпался, сыпался, и вскоре на месте недостроенного дома оставался лишь холмик песка. Люди застывали, изумленные. И все с начала, и все повторялось. Солнце вошло в зенит, и песок сох еще в носилках, и стены все осыпались, а они все носили, не зная покоя и усталости. Но дом не получался.