— Это разные вещи. Богатство налагает оковы, истина освобождает.
И после паузы он добавил:
— Тем не менее искать важно. Бывает так, что начинают с денег. В дороге цель меняется: нас привлекает совсем иное.
Мы прогуливались по берегу моря, словно два старых приятеля, которым нравится следить за играми волн, и я говорил ему об Эстер, а он рассказывал мне о рабби Зусья. Явившись откуда-то из Восточной Европы, этот странный «Вестник» обосновался в Касабланке, где обрел известность в кругу близких друзей как вершитель чудес. Роясь в спрятанных и забытых рукописях великого толкователя рабби Хаима бен Атара, современника и друга по переписке «Бешта», основателя хасидизма, он втайне трудился над тем, чтобы ускорить приход Мессии.
— Ты хотел бы встретиться с ним?
— Почему нет? Если ему, кажется, известен адрес Мессии, он непременно назовет мне адрес Эстер.
— Все может быть, — сказал Шалом, подмигнув мне.
В доме, куда он привел меня, было несколько тесных комнат, заваленных самыми разнообразными вещами. Два окна выходили на шумную улицу Милля. Однако в самом жилище царил покой, словно пришедший из иного мира. И этот покой исходил от маленького, но величественного старца, который сидел за большим столом, склонившись над толстым томом с пожелтевшими страницами. Слышал ли он, как мы вошли? Худой, с изможденным от долгих постов лицом, на котором жили, казалось, одни глаза, закутанный в плед, он поднял наконец голову, вопрошая нас своим внимательным тревожным взглядом: наверное, мы нарушили его глубокое, сосредоточенное раздумье. Меня поразило свирепое упорство его облика. Откуда столь суровая непримиримость в этом мистике, который от сумерек до рассвета посвящал жизнь свою высшему спасению собственного народа и всего человечества? Сначала он обратился к Шалому:
— Что ты делаешь здесь в такой час? Ты не мог подождать до вечера? И кто этот человек?
— Вы нужны ему, рабби.
— А ты думаешь, мне никто не нужен?
Он умолк, и Шалом тоже. Должен ли я попросить у него прощения за то, что явился незваным и не вовремя? Новая тревога сдавила мне горло, не дав произнести ни единого слова.
— Мой друг страдает, — сказал Шалом.
— Отчего он страдает?
— Он влюблен.
— И что же? Он достаточно взрослый, чтобы знать: любовь настолько близка к счастью, что не может не соприкасаться со страданием… В кого он влюблен?
— В одну здешнюю девушку.
— Кто такая?
— Ее зовут Эстер.
— А, возлюбленная царица… Некогда она спасла наш народ в Персии.
Желая сказать хоть что-то, я возразил:
— Это другая Эстер.
— Откуда ты знаешь? А если я скажу тебе, что в твоей Эстер живет душа нашей, ты будешь не так страстно любить ее?
Испуганный его закипающим гневом, я пробормотал:
— Нет, нет, я буду так же любить ее, буду любить, каким бы ни было ее происхождение.
Рабби успокоился:
— Господь, будь Он благословен, сводит души. Ваши, ныне пребывающие в разлуке, когда-нибудь соединятся, обещаю тебе.
— Когда-нибудь, когда-нибудь, — вскричал я, — но когда же?
— День сей будет светоносным и долгим, самым долгим, ибо бесконечным и бесконечно священным. Это будет день освобождения.
Неожиданно для себя самого я улыбнулся.
— Но, рабби, я не думаю, что смогу терпеть так долго.
— Так долго? — вновь вскипел он, содрогнувшись всем телом. — А если это случится завтра? Что знаешь ты о тайнах времени, делающих его бесконечным?
— Рабби, — ответил я, внезапно осмелев, — сейчас меня интересует бесконечная тайна любви.
— Ну, это тайна одна и та же, — отрезал рабби Зусья.
Я простился с ним, испытывая чувства потери и сожаления: встретил ли я его слишком рано или слишком поздно? Срок действия моей визы истек, и мне пришлось покинуть Касабланку. Позже, во время исхода евреев из Марокко, он и Шалом эмигрировали не в Израиль, а в Соединенные Штаты: диаспора нуждалась в вершителе чудес больше, чем еврейское государство. И здесь, в Бруклине, наши пути опять сошлись. Работая над книгой для одного протестантского теолога, искавшего свои еврейские корни, я завел знакомства в кругу хасидов. С Шаломом я встретился на каком-то празднестве. Он был рад вновь увидеть меня. А рабби Зусья, где он?
— Недалеко отсюда. Пойдем к нему?
Больше не было сказано ни слова.
— Ну, как Эстер? — сразу спросил рабби, протянув мне руку.
— А как Мессия? — парировал я.
— Один из Мудрецов Талмуда был убежден, что Спаситель явится случайно. Я нет. Ибо я верю, что приход Его будет плодом наших молитв, наших гневных отповедей, как и наших битв. Если ты настаиваешь, я готов поклясться тебе всем самым для нас священным, что в конце концов мы победим в этой борьбе и отпразднуем нашу победу, танцуя с самым блистательным и прославленным из наших наставников!
Читать дальше