Господа уже поужинали — Джонсон и тот тип, которому принадлежали земельные участки, холодильники, где можно круглый год держать лангустов, а также бары, судостроительная верфь в Нанте, в новом районе, и гаражи, на базе которых, пояснил Джонсон, можно будет создать компанию, аналогичную той, которой — как это уже было мелко для него сейчас! — должен руководить в Ницце Гюстав.
Вот тут-то и начались первые стычки. Эта компания, по мнению Гюстава, должна была, как и все остальные, влиться в общий концерн; Джонсон утверждал, что здесь, в Ла-Боле, особые условия, но Гюстав не отступал. Если господин Бланшонне — миллиардер, это еще не значит, что ему надо уступать. Но господин Бланшонне, помимо денег, вносил в дело еще кое-что, поэтому, естественно, он не хотел оставаться в накладе. Гюстав принялся это оспаривать, и Джонсон, уже считавший дело сделанным, вдруг обнаружил, что все поставлено под вопрос.
— Послушайте, Джонсон, неужели вы полагали, что я утвердил бы такое соглашение, когда ознакомился бы с условиями? Я ведь все-таки генеральный секретарь!
— Да, конечно. Это всем известно. К тому же вы нам непрестанно об этом напоминаете.
— Чтоб вы не забывали.
Разговор становился колючим. Джонсон явно исчерпал свой запас терпения, а Гюстав в этом вопросе, как и в двух или трех других, стоял на пути его комбинаций. И американец снова, правда, в завуалированном виде, спросил его:
— Так с кем же все-таки вы?
Гюстав был со всеми — со всеми, кто составляет концерн. Контракты, которые он привез из Германии и которые, чтобы войти в силу, нуждались лишь в утверждении совета директоров, были разработаны, составлены и сформулированы, исходя из этого постулата, и только из этого. Они лежат тут, у него в портфеле. Господин Джонсон может с ними ознакомиться.
— Но кто вам дал право ехать туда и заниматься всем этим?
— Интересы дела и ваше молчание. Я не знал, где вы. Вы не подавали признаков жизни. Я чуть было не полетел в Англию…
Хоть туда он не прилетел, — это уже радовало Джонсона: по крайней мере, часть дел удалось провести без участия этого француза. А Джонсон установил там необходимые контакты, укрепил свою позицию и одновременно позицию Фридберга в деле в целом. Причем договоры составлены так — во всяком случае, проекты договоров, — что Рабо ничего в них не обнаружит. Джонсон мог похвастаться и компромиссными решениями, которых он добился и которые ожидали лишь общей апробации, — теперь Гюстав сам видит, что и он, Джонсон, тоже рьяно печется об интересах всех акционеров.
Гюстав ни на минуту этому не поверил, но молча выслушал Джонсона, решив потом на свежую голову все как следует изучить и обнаружить западни. Он вручил Джонсону бумаги, составленные в Германии, в обмен на те, которые тот привез из Англии, и, вернувшись к себе в номер, за полчаса ознакомился с ними. Нет, здесь, — возможно, потому, что Джонсон не сумел найти нужных людей, — не было никакого отступления от основных принципов, положенных в основу концерна. Никакой компании по прокату автомобилей «люкс», никаких филиалов, которые могли бы принести дополнительные прибыли, не попадающие в общий котел. Но тут было другое: Гюстав не сомневался в том, что Джонсон — а через него и Фридберг — обеспечили себе роль победителей в этом поединке, что в конечном счете они скрутят своих соперников, а вместе с ними и этого Рабо, который, хоть и оказался твердым орешком, упрямым и порой намеренно неуступчивым, всего-навсего бедный француз, мелкий деляга, не обладающий их опытом, а потому, как был ничем, так ничем и останется.
И тем не менее что-то озадачивало Гюстава. Даже здесь, в Ла-Боле, где речь шла о совсем незначительном участке общего дела, Джонсон при помощи этого рыжего Бланшонне, носившего золотой перстень с бриллиантом и слишком светлые галстуки, приходившего в волнение от любого пустяка, так что лысина его тотчас покрывалась крупными каплями пота, а рука становилась влажной, — попытался извлечь пусть крошечную, но все-таки выгоду, «жалкие гроши», как сказали бы в Ницце. И в то же время, учреждая английский филиал — в том виде, как сейчас, Фридберг и Джонсон со всею ясностью показали, что не преследовали иной цели, кроме его создания, хотя они безусловно были уверены, — эта их уверенность бросалась в глаза, — что в конечном итоге выиграют они, и только они. Тогда Гюстав, встречавший в своей жизни немало людей вроде Джонсона, решил, что он, должно быть, из числа тех, кто не отказывается даже от мелких выгод, если таковые могут перепасть, и готов поделиться с любым, кто поможет ему в этом, — словом, что он из породы преступников, которые обследуют карманы своей жертвы в надежде найти, помимо уже отобранного бумажника, еще какие-нибудь мелкие купюры или просто медяки. Вот оно слабое место Джонсона, и в нужную минуту Гюстав этим воспользуется.
Читать дальше