На следующее утро они снова позавтракали вместе. На этот раз Луиза отменила шоколад и пила, как и отец, кофе. Потом она осталась в вестибюле ждать Шарлотту Боннефуа, которая должна была повести ее по магазинам, а Генри поднялся к себе в номер еще раз перелистать свой доклад.
Пока они гуляли по «Галери Лафайет», у Луизы стало портиться настроение: мадам Боннефуа держала себя с ней подчеркнуто сдержанно — несколько ничего не значащих вопросов, и все. Никаких комплиментов.
— Ваша мама отдыхает сейчас на каком-то морском курорте?
— Да. Она поехала с Лаурой в Виньярд. Они не захотели ехать сюда.
— А вы потом присоединитесь к ним?
— Нет, мы собираемся сначала поехать в Африку.
Папе хочется побывать в Эфиопии, он никогда еще там не был.
— Что ж, это изумительная возможность для вас, не так ли?
— Да, пожалуй.
— Вы счастливая девушка.
— Да.
Они пересмотрели несколько платьев. Генри дал Луизе сто долларов, чтобы она могла себе что-нибудь купить, и предполагалось, что элегантная Шарлотта Боннефуа поможет ей сделать выбор, однако у Шарлотты эта миссия, по-видимому, не вызывала энтузиазма.
— Довольно мило, как вам кажется? — заметила она по поводу пяти-шести платьев. А когда Луиза увидела джемпер, который ей понравился, Шарлотта сказала:
— Шерсть надо покупать в Лондоне. Бессмысленно тратить на это деньги здесь.
Когда Луиза остановила в конце концов свой выбор на простом лиловом платьице, Шарлотта пожала плечами и торопливо и довольно резко сказала продавщице, чтобы она поскорее завернула покупку.
— У вашей мамы много друзей? — спросила она Луизу. — В Виньярде?
— О да, — сказала Луиза. — Уйма.
— Какого круга люди? Из Гарварда?
— Кажется, есть и из Гарварда, но большинство из Вашингтона и Нью-Йорка. Такие, как Лафлины, например.
— А сенатор Лафлин самый близкий ее друг?
— Да. Пожалуй. Понимаете, папа и Джин тоже дружат, но у них не так много общего, а вот Билл и мама —
их водой не разольешь.
Шарлотта кивнула.
— Не хотите купить немного linge?
— Что купить?
Шарлотта пояснила жестом и добавила:
— Белье,
— О! Я право не знаю. У меня, конечно, есть с собой кое-что, но, пожалуй, еще немножко не помешает.
— Montrez-nous des jolies chemises et des choses commeça [15] Покажите нам красивые комбинации и все прочее (франц.).
,—сказала мадам Боннефуа продавщице, и перед ними разложили тончайшие комбинации и еще более интимные принадлежности дамского туалета из шелка и кружев.
Луиза была пленена. Она стояла, осторожно трогая пальцем шелк.
— Какая прелесть, верно? — сказала она Шарлотте.
— Выберите, что вам больше по вкусу.
Луиза начала перебирать изысканные, вышитые комбинации.
— Как-то даже глупо носить такие красивые вещи под платьем, ведь никто их не видит.
— Увидят, и довольно скоро, — коротко рассмеявшись, сказала Шарлотта Боннефуа.
Луиза не вполне поняла это оброненное вскользь замечание, но, по-видимому, скрытый в нем смысл все же как-то дошел до ее сознания, потому что у нее вдруг сдавило грудь от какого-то непонятного чувства, более острого, чем замешательство. Ничего не ответив, она отодвинула от себя груду белья, лежавшего на прилавке.
Луиза знала кое-что о Франклине Делано Рузвельте из школьных учебников, и доклад отца был бы ей понятен, будь она в состоянии сосредоточить на нем внимание, но ее глаза были прикованы к слушателям, она изучала их лица, наблюдала за их реакцией и почти не глядела на отца и не слышала, что он говорит.
Теперь зал был полон. Многие из присутствующих не понимали по-английски, но на этот случай были размножены тезисы доклада на французском, немецком и испанском языках, а изысканную манеру американского профессора не мог не оценить даже глухой.
Сущность доклада сводилась к осторожному, умеренному восхвалению Нового курса и его кормчего — Рузвельта, а также к опровержению работ профессора Колумбийского университета Хофштадтера и некоторых других теоретиков, утверждавших, что либеральные и прогрессивные мероприятия покойного президента носили чисто случайный характер. Для делегатов не явилось неожиданностью, что Генри Ратлидж ратует за прагматический подход к разрешению социальных проблем, ибо это вполне соответствовало направлению всех его прочих трудов. Теоретики, утверждал он, неизбежно тяготеют к догматизму, а догматики стремятся подгонять людей под свой догматический шаблон, и когда они начинают вырезать из тела общества якобы обнаруженные ими злокачественные опухоли, то эта их так называемая хирургия превращается в обыкновенную резню, как на бойне. Президент, заявил профессор Ратлидж, должен быть судьей, а не адвокатом, должен уметь взвешивать все за и против, по мере того как ему открываются факты. На этом зиждилась средневековая идея взаимодействия короля и парламента, и в основе своей она не потеряла ценности и в наши дни.
Читать дальше