Павел Вежинов - Ночью на белых конях

Сашо пришел ровно в семь, когда дождь уже прошел. Вид у него был невеселый, хотя в глазах затаилось еле заметное любопытство. Когда, его вызывал дядя, всегда что-нибудь случалось. Случилось, конечно, и сейчас, хотя на этот раз все обрушилось на его собственную голову.

— Ты знаешь, где сейчас Криста? — напрямик спросил академик.

Сашо вздрогнул, в глазах его мелькнула тревога.

— Не знаю.

— Уехала в Казанлык, к тетке.

Слабый луч облегчения, и больше ничего. Радуется, что ее здесь нет? Или просто успокоился, избавившись от мучительной неизвестности?

— Откуда ты знаешь? — спросил он.

— Разумеется, я тебе скажу. Но может быть, сначала ты расскажешь мне, что между вами произошло?

И Сашо подробно рассказал ему обо всем. Когда он наконец кончил, дядя встал и молча подошел к окну. Крыши домов были все еще темными от дождя, над ними, словно зеленый стеклянный абажур, светилось небо.

— Все понятно, — проговорил он наконец. — Только одно мне не ясно: любишь ты эту девушку или нет?

— По-твоему, это самое главное? — хмуро спросил Сашо.

— А что же?

— Человек прежде всего должен быть человеком. Все остальное так или иначе можно наладить.

И так как дядя ничего не ответил, нервно добавил:

— Сейчас мне, конечно, трудно что-нибудь решить. Как жить с человеком, на которого нельзя положиться? Да такой может бросить тебя на полпути.

В глубине души академик чувствовал, что это именно так.

— И все же Криста очень славная девушка! — сказал он. — А характер с годами может закалиться.

— Или окончательно разрушиться.

— Не думаю, — сказал дядя. — Криста, по-моему, вообще не поддается эрозии — ни душевной, ни физической. Потому что она сделана из очень благородного металла.

— Может быть! — все так же мрачно пробурчал Сашо. — Зато этот металл плавится при самых низких температурах. Или прямо сублимируется. Как и было уже несколько раз.

— А ребенок?

— В этом-то все и дело. Она не хочет этого ребенка еще больше, чем я. На черта он тогда нужен.

Урумов ошалело посмотрел на него — так жестоко и отчужденно прозвучали эти неожиданные слова.

— Постыдись! — сказал он строго. — Нельзя так говорить о ребенке.

На этом разговор как-то сам собой иссяк. Сегодня они вообще не понимали друг друга, может быть впервые с тех пор, как стали разговаривать серьезно. Вскоре Сашо ушел, полный тайной ярости от того, что в историю вмешалась ее истеричная мать. Может, от нее и шли все беды, или по крайней мере от воспитания, какое она дала Кристе. Урумов остался один, совершенно расстроенный. Что он скажет завтра матери? Только еще больше ее огорчит.

Этой ночью Урумов заснул с трудом. Когда из клубка торчит много концов, никогда не знаешь, за какой ухватиться. Тогда он попробовал потянуть за каждый, но из этого тоже ничего не вышло. Клубок все больше запутывался, и Урумов, разозлившись, бросил его. Так он и уснул, а утром проснулся, сердясь на обоих, и при этом на Кристу как будто больше, чем на Сашо. Этот зайчонок оказался самой обычной мартышкой. И к тому же прыгающей так высоко, что невозможно ее поймать даже за ржавый хвостик. В конце концов когда два человека хотят быть вместе, они должны быть очень терпимыми и уметь слушать друг друга. И нельзя все на свете оправдывать чувствительностью.

С утра Урумов снова взялся за материалы симпозиума. Он не выспался и, может быть, поэтому чувствовал, что они его раздражают. Неужели так трудно понять, почему большая часть противовирусных вакцин так неэффективна? Ведь организм человека не реагирует на них по тем же причинам, по каким он не реагирует и на сами вирусы. Он считает их частью самого себя. Чтобы произошла реакция, кроме всего прочего, должен быть какой-нибудь раздражитель, антитела которого подобны антителам вируса. Лишь тогда вирусы становятся уязвимыми для атак организма. Но коллеги Уитлоу, словно слепые, обходили эти возможности, ссылаясь на эффективность некоторых вакцин, например против полиомиелита. Да, но большинство из них не видело снимков академика Добози, не видело, как отличаются друг от друга живые и мертвые вирусы этой опасной болезни… Сам он сразу же понял, что…

Но тут зазвонил телефон. Секретарша вице-президента на этот раз говорила совершенно медовым голосом:

— Товарищ Спасов просит вас посетить его… Да, в академии, к одиннадцати часам.

— А где он сам?

— На докладе у президента.

По ее голосу академик понял, что она лжет. Спасов просто не решался позвонить сам, боясь, что Урумов ему откажет. Он неохотно оделся и отправился в академию. В десять минут двенадцатого он был в кабинете Спасова. Тот встретил его чуть ли не с распростертыми объятиями.