Никколо Амманити - Ты и я

Я ничего не понимал. Слова ее перемежались со всхлипываниями.

— Я дерьмо… Я дала ему… дала… дала… Но как я могла? — Она посмотрела на меня и взяла за руку. — Я трахалась с каким-то уродом ради одной дозы. Скотина, трахал меня прямо на парковке. Такая мерзость… Скажи, что тебя тошнит от меня… Скажи, скажи… Пожалуйста… — Она опустилась на пол и так захрипела, словно ее ударили кулаком под дых.

Не дышит, подумал я, зажимая уши, но ее хрип все равно надрывал мне барабанные перепонки.

Кто-то должен помочь ей. Кто-то должен прийти сюда. Иначе она умрет.

— Прошу вас… Прошу вас., помогите мне, — взмолился я, обращаясь к стенам.

Потом я увидел ее.

Она лежала на полу посреди разбросанных денег, никому не нужная, в полном отчаянии.

Что-то надломилось во мне. Гигант, сжимавший меня у своей каменной груди, вдруг разомкнул объятия.

— Прости, я не хотел причинить тебе боль. Извини… — Я схватил сестру за руки и приподнял.

Она не дышала, словно кто-то заткнул ей горло. Я не знал, что делать, я тряс ее и хлопал по спине:

— Не умирай. Прошу тебя. Не умирай. Сейчас помогу тебе. Придумаю что-нибудь…

И тут я услышал, как она совсем слабо вздохнула, сначала еле-еле… Потом чуть глубже, и с каждым вздохом все сильнее, пока наконец не прошептала:

— Я не умираю. Нужно совсем другое, чтобы убить меня.

Я обнял ее, уткнулся головой в шею, носом в ключицу и разревелся.

И не мог остановиться. Слезы рвались из меня безудержным потоком. На мгновение я затихал, но тут же снова начинал рыдать сильнее прежнего.

Оливию трясло, она стучала зубами. Я укрыл ее одеялом, но она словно и не заметила этого. Казалось, она спит, но не спала. Кусала от боли губы.

Я чувствовал, что ничем не могу помочь ей. Я не знал, что делать.

— Хочешь кока-колы? Булочку? — спросил я.

Она не ответила.

Наконец я предложил:

— Хочешь, позову папу?

Она открыла глаза и пробормотала:

— Нет. Прошу тебя, не делай этого.

— Тогда что я могу сделать?

— Ты в самом деле хочешь помочь мне?

Я кивнул в знак согласия.

— Тогда достань мне снотворное. Мне нужно поспать. Я больше не могу так.

— У меня только аспирин, тахипирин и фарган…

— Нет, это все не годится.

Я опустился на кровать. Я пялился на нее как дурак, совершенно не представляя, как ей помочь.

С бабушкой Лаурой я чувствовал себя так же. Уже два года как она страдала от рака желудка, перенесла множество операций, и мы всякий раз должны были навещать ее — приходить к ней в тесную палату в больнице с креслами, обтянутыми дерматином, и журналами «Дженте» и «Эспрессо», которые листали только мы, с пластиковым покрытием на мебели, зелеными стенами, буфетом с сухими рогаликами, нервными медсестрами в ужасных белых сабо, уродливой плиткой на крохотной террасе без всяких растений. Бабушка лежала на металлической кровати, нашпигованная лекарствами, открыв беззубый рот без вставной челюсти, а мы через силу пытались улыбаться, глядя на нее, и про себя желали, чтобы она умерла как можно скорее.

Я не понимал, почему мы должны были навещать ее. Бабушка с трудом узнавала нас.

— Мы составляем ей компанию. Тебе тоже было бы приятно, — объясняла мне мама.

Нет, это неправда. Очень неприятно, когда люди видят, что тебе плохо. И если человек умирает, значит, он хочет, чтобы его оставили в покое. И зачем нужно было навещать ее, я так и не понимал.

Я посмотрел на сестру. Она вся дрожала.

И тут я вдруг вспомнил.

Вот идиот! Я ведь знаю, где найти лекарства.

— Придумал. Погоди. Я быстро.

Накрапывал дождик, и я сел в трамвай номер 30.

К счастью, когда выходил из дома, Мартышка полдничал.

Я сел в конце вагона, глубоко надвинув на лоб капюшон флиски. Я — тайный агент, который должен спасти свою сестру, и ничто не остановит меня.

Последний раз, когда мы провожали бабушку в больницу, перед тем, как выйти из дома, она шепнула мне:

— Дорогой, собери с тумбочки все лекарства и спрячь их в мою сумку. В больнице эти проклятые врачи дают мне слишком мало болеутоляющих, заставляют мучиться. Только постарайся, чтобы никто не заметил.

Я сумел незаметно выполнить ее просьбу, никто ничего не увидел.

Я вышел поблизости от виллы Орнелла.

Но когда оказался у больницы, вся моя отвага куда-то улетучилась. Еще раньше я обещал бабушке, что навещу ее один, но так и не выполнил обещания. Мне трудно было говорить с ней так же беззаботно, как у нее дома. А когда приходил к ней вместе с папой и мамой, это вообще превращалось в пытку.