— Ну тогда у вас, наверное, нет салями!
Степаныч улыбнулся:
— Да, у меня нет салями. Извиняюсь за неправильный отзыв.
— Ерунда, — сказал здоровяк. — Но у меня кое-что есть. — Тут он достал из большого портфеля бутылку и поставил ее на столик. — «Хеннеси ви эс». Пойдет?
— Справимся.
— Домой?
— В командировку.
— А-а, понятно… — несколько разочарованно протянул спутник. — А я домой. Все, задолбала ваша Москва. Три дня на ногах, сил никаких нет. Все бегом, бегом, все равно ничего не успеваешь. Столько раз зарекался сюда ездить, но как помощников пошлешь — ничего не сделают, только время потеряешь.
— Свой бизнес? — Семен Степанович вложил в голос как можно больше участия.
— Свой, ну его к черту!
— И чем занимаетесь?
Крепыш погрустнел:
— Давайте как-нибудь потом, не хочу про дела. Мне бы выпить, да чуток расслабиться.
— Да кто ж мешает? — Степаныч налил коньяк во второй стаканчик. Раза в два больше, чем себе.
— Петр, — протянул руку попутчик.
— Семен.
— За знакомство.
— За него, — согласился Семен Степанович.
Здоровяк выпил, крякнул от удовольствия, повертел в руках стаканчик, почмокал губами.
— Как называется?
— «Эй и дор».
— Не слышал.
— Да нет, достаточно распространенный и точно не хуже известных брендов.
— Места знать надо?
— Точно.
— Ну нам, провинции, куда…
— Зато у вас спокойнее, душевнее.
Крепыш мотнул головой:
— Херня все это. Не перевариваю разговоры об особой русской душе и необыкновенной простоте и сердечности людей в провинции. Россия — страна победившего, нет, не социализма, — пролетариата. Везде грязь, убожество и скотство. Сколько людей ни воспитывай, все равно из каждого прет Клим Чугункин. Я Москву за ее ритм не люблю, слишком все быстро, остановишься — сожрут или растопчут. Что до людей, так сюда все не только худшие, но и лучшие стремятся.
— Грязи и здесь хватает.
— Верно. Зато честно. Ты — мне, я — тебе. Никакой сраной душевности. А у нас все поют о чистоте души, а сами ближнему за тысячу рублей глотку перегрызут.
— А разве где не так?
— Так, только лицемерия меньше. Давай на «ты»?
— Давай. Еще по маленькой?
— Да запросто. — Петр снял пиджак, повесил его на плечики, закатал рукава рубашки, резко двумя ладонями провел назад по волосам, взял стаканчик: — За нас!
— Желаю, чтобы все! — ответил ему Семен Степанович.
— Я ведь жил, — продолжил попутчик, хрустнув яблочком, — и за границей, и в Москве чуть-чуть, в Питере второе образование получал. В начале девяностых с Украины на север сахар и гречку возил — везде был, все видел. Кругом грязь и скотство, скотство и грязь. Народовольцы в позапрошлом веке тот же народ хотели переделать, тот, который сейчас по улицам бродит и бросает банки из-под пива на асфальт, находясь в трех метрах от урны, или в общественном транспорте в окружении детей матом рассказывает друзьям интересные истории. Чеховские мужики, пришедшие к инженеру требовать компенсацию за потраву и получившие ведро водки, и поныне нисколько не изменились.
— Ну я как-то, извини, далек от всего этого…
— Правильно. Вращаешься в определенном кругу. Работа, друзья — одни и те же лица. Ходишь в магазины с безупречным сервисом, передвигаешься на автомобиле, в метро не толкаешься, шансы хамство встретить — только если на гаишника нарвешься. Да и то, денег дашь — отвалит. У меня же производство, контингент такой — ого-го! Любой так называемый представитель из народа считает, что ему всегда кто-то что-то должен — раньше советская власть, в смысле государство, теперь — треклятые «скплутаторы». Целей в профессиональной деятельности три — дернуть что-нибудь, что плохо лежит, пораньше слинять домой и крепко нажраться после работы.
— Ну выпить, право, и я люблю.
— Выпить все любят. Только у пролетариев часто от этой любви рождается нежелательный ребенок — запой.
— От человека все зависит. Если человек захочет из подобной среды вырваться — кто ему помешает?
— Ха! А зачем ему вырываться? Дядя Вася к пятнице обещал на халяву трехлитровую банку самогона подогнать — вот быстрее бы неделя прошла!
— Однако вы не любите пролетариат!
— Нет, не люблю. Псевдоуголовная романтика, «тыканье» незнакомым людям, а то в мягкотелости заподозрят. «Хто», «хде», вместо «класть» — «ложить», вместо «положить» — «покласть». В книжном магазине, а человек, пришедший в такое место, по идее должен обладать каким-то интеллектом, слышу: «Поменяйте книгу — она у вас порватая»!
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу