Ярослав Шипов - «Райские хутора» и другие рассказы

Я не понял, каким образом роковая дама связана с незадачливой хирургией, и старушенция неохотно добавила, что здесь, в Центре, решались вопросы действительно мирового значения, потому он и привлекал к себе внимание могучих, хотя и не всегда видимых, сил, о которых Петр Иванович говаривал: «из-под ковра», «из-под двойного ковра», «из-под чужого ковра», «из-под всех ковров сразу».

Потом пили чай с рябиновым вареньем:

— Петенька очень любил, а рябины у нас тут много. Хорошо еще лимон добавлять, однако у меня нынче без лимона, — и смущенно улыбнулась.

Я понял, что живет она бедственно. Спросил о пенсии.

— Мне хватает — жить можно: автолавка привозит продукты, аптечный киоск работает… Наука вот, к сожалению, прекращена, да и ученых почти не осталось: в нашем поселке всего один — высокий такой, ходит в шляпе, с тросточкой, в длинном пальто, мы его Чеховым называем. А в коттеджном поселке — не знаю, сохранился ли кто-нибудь. Мы ведь изначально селились именно здесь — рядом с институтом, потом построили коттеджи — они чуть подальше находятся. Но квартиры за нами оставили. А теперь все, кто жив, вернулись обратно — квартиру содержать легче и дешевле. Есть еще домики в низине, у водохранилища: там жили ученые, которые любили рыбалку, — пока работал Центр, вода и зимой не замерзала. Но о том поселочке я давно уже никаких сведений не имею.

Она вновь вспомнила о временах пятидесятилетней давности и заметила, что тогда все известные ей люди — не только в Центре, но и по всей стране — занимались чем-то определенным:

— Один у Королева камеры сгорания проектировал, другой — у Туполева делал крыло, третий был известным поэтом, четвертый работал в антарктических экспедициях, подруга моя преподавала в консерватории. И это ведь не какая-нибудь богема: отец подруги был машинистом-паровозником — интереснейший человек, мы так любили слушать его… Все — разные, яркие, все — личности! А теперь кого ни спроси — все что-то компьютерное… Петенькин сын уехал в Америку — что-то компьютерное, внуки — там же и тоже что-то компьютерное. А это, знаете ли, неинтересно совсем, скучно, безлико… Нас тут осталось полсотни старух да один Чехов. Почти у всех есть родня, но мы никуда отсюда не уезжаем — знаете почему?.. Там, у вас, скучно… Мы привыкли к жизни другой, мы в летних отпусках всю страну с рюкзаками исходили, мужья наши могли на табуретке промышленный лазер собрать… Идемте, я покажу…

Мы зашли в квартиру напротив, причем ключ торчал в дверях, и старушка показала мне странную конструкцию, стоявшую, правда, не на одной, а на двух табуретках:

— Лазер. Делали с соседом подарок для школы. Не понадобилось — школу закрыли. Ученые пытались протестовать, сосед наш, а он лауреат государственной премии, бунтовал пуще всех, но не хватило здоровья. Следом ушла и его супруга — она была учительницей литературы. Кстати, Петенька в эту школу и коллекцию минералов передал — все потом куда-то исчезло.

— А дверь, — спрашиваю, — почему не запираете?

— У них замечательная библиотека — наши бабушки иногда захаживают, книжки берут. Вот, взгляните…

Лист бумаги лежал на столе. Я прочитал: там было разными почерками записано, кто, когда, какую книгу взял, когда вернул…

— Ну а чужие люди?

— Чужих у нас нет и никогда не было: Центр охраняется так, что проникнуть сюда невозможно. А на ключ я закрываю от кошек.

— Зачем же, — спрашиваю, — вас так охраняют? Или вы до сих пор носители государственной тайны?

— Да какие там носители? Разве что Чехов… Охраняют не нас: охраняют рабочую зону — ту, что за высокой стеной… Ну, где написано: «Наш труд — гарантия безопасности нашей Родины». Правильно написано: гарантии больше нет… Мы повымрем, дома опустеют, а рабочую зону так и будут охранять…

Приближался вечер, мне следовало уходить, чтобы покинуть Центр до наступления ночного режима. Она отметила в моем пропуске время нашего расставания, указала более короткий путь к главному въезду и спросила:

— А каким образом вы вообще меня разыскали?

Я объяснил, что был в гостях у знакомого батюшки, тот сказал, что окормляет население Центра, я вспомнил о давнишнем путешествии на турбазу Дома ученых, и оказалось, что вдову дорогого мне Петра Ивановича батюшка знает и вполне может организовать встречу.

— Он добрый: он приходит нас хоронить, — похвалила моего собрата древняя старушенция.

Вышли мы через черный ход. У крыльца стояла старая «Волга» — с оленем на крышке капота. Та самая «Волга», на которой мы и катались полвека назад. Петр Иванович, помнится, возил в багажнике запасные рессоры: машина до того перегружалась найденными образцами, что рессоры, случалось, и не выдерживали.