Амир-Хосейн Фарди - Исмаил

— Смотри, я нашел!

Исмаил, не глядя, протянул руку и взял газету.

— И что, где тут?

Махбуб торжествующе подлез ближе:

— А вон, внизу!

Исмаил посмотрел. Это была программа показа фильмов в кинотеатрах Тегерана, а рядом с ней — кот в шапке-кепи на голове и с шикарным, толсто завязанным галстуком.

— Ах, кот?!

Махбуб блеснул глазами и обиженно ответил:

— Нет, галстук!

Исмаил смял газету и ударил Махбуба ею по голове:

— Грязь безмозглая, не понимаешь, что ли, что нужна настоящая фотография, а ты вместо человека кота принес?!

Махбуб всхлипнул и, отскочив прочь, завизжал:

— Сам ты грязь, не можешь галстук завязать, зачем дерешься? Мамочка! — и, хныча, ушел во двор. Исмаил услышал материнскую ругань:

— Будь ты проклят, медведь вонючий. Зачем ребенка бьешь по голове? Когда Господь освободит меня от проклятья этого?!

Вечером мать взяла галстук и отнесла его в дом старшины санитарной службы, сказала его жене:

— Исмаил, если Господь позволит, завтра идет в учреждение. Там, говорят, обязательно нужен галстук. А мы не умеем с ним обращаться. Если не трудно, не мог бы господин старшина завязать узел?

Жена старшины, после расспросов и приговариваний: «Ай-вай, с большим удовольствием, какая трудность…» — унесла галстук и отдала своему мужу. Старшина аккуратно завязал на нем узел и вернул галстук. Его жена, передавая галстук, пояснила, как делать узел, если он вдруг развяжется. Мать бережно принесла его в дом и до утра положила в комод.

На следующее утро Исмаил поднялся рано. Побрился, торопливо позавтракал и встал перед зеркалом. Мать все приготовила заранее: пиджак, брюки, рубашку и галстук, на котором был узел, завязанный старшиной санитарной службы.

Вначале он надел рубашку и брюки, а когда дошла очередь до галстука, нагнулся, и мать бережно надела петлю галстука ему через голову и укрепила на шее. Исмаил выпрямился. Поместил узел галстука посередине между отворотами воротничка, затянул его и, укрепив на своем кадыке, остался доволен. Потом внимательно осмотрел себя: лоб, брови, щеки, глаза, нос, подбородок, шея — все его черты и члены тела с прибавлением галстука изменили свой вид. Мать была счастлива. Из кожи вон лезла. Подходила справа и слева. Разглаживала складки на рубашке. Приглаживала его волосы на затылке. Поправляла галстук у него на груди и на животе.

Махбуб от возбуждения коротко взвизгивал и невольно взмахивал руками над головой. Мать сзади подала пиджак, чтобы Исмаил надел его. Он сначала вдел в рукав правую руку, потом левую, потом весь пиджак принял на свои плечи и внутри него встряхнул телом. Когда надел ботинки и собрался в путь, мать сказала:

— Будь внимателен, Исмаил.

— Буду!

Махбуб смотрел на него, словно не узнавая. Взгляд Исмаила задержался на брате. Он подошел к нему, погладил его по голове и вышел из дома. Не успел отойти далеко, как услышал топот ног. Кто-то бежал, догоняя его. Он обернулся. Это был Махбуб. Догнал, часто дыша.

— Чего ты примчался, опоздаешь в школу!

— Нет, не опоздаю, видишь, как я бегаю. Ног не разглядишь.

— Да, бегаешь ты быстро.

Тот двумя руками схватил левую руку Исмаила и прижал к своей щеке.

— Можно, я до перекрестка дойду с тобой?

— Хорошо, идем.

Махбуб пошел рядом с ним вприпрыжку, пристально вглядываясь в глаза прохожих, которые попадались навстречу. Махбубу хотелось, чтобы все оценили его брата в этом пиджаке и брюках и с этим галстуком. Особенно хотелось ему, чтобы видели те ученики их школы, которые часто говорили о покрое одежды своих отцов и вообще важничали.

А вот Исмаилу отнюдь не было приятно. В этом новом важном обличье он чувствовал себя очень странно — словно это вообще был не он. Словно он стал кем-то другим. И этого другого он как следует не знал. Не нравился он ему, вздрагивал он от него. Хотелось сбросить этого липучего и навязчивого двойника с плеч на землю. Освободиться. Стать самим собой — в своих повседневных матерчатых туфлях, в полинявших и обтрепанных джинсах «Ли», в белой рубашке с коротким рукавом. Идти спокойно, чтобы, когда захочешь, можно было разбежаться и сзади напрыгнуть на длинного Байрама, и изводить его. Хотелось перевести дыхание, дышать глубоко и медленно — наполнить легкие воздухом, а потом медленно и с наслаждением закрыть веки и выдохнуть. Но сейчас галстук не позволял этого. Жесткий и неподатливый крахмал рубашки давал возможность лишь едва вздохнуть, и то с трудом. Когда дошли до перекрестка, Исмаил велел Махбубу вернуться, и тот с неохотой послушался, но, уходя, поворачивал голову и с грустью смотрел на брата.