Сергей Мильшин - Атаман

— Что-то есть, — шепотом проговорил тот и сунул приготовленный на всякий случай моток бельевой веревки в карман, — какое-то шевеление во дворе. — Юра плотнее приник к окуляру. — Огоньки. Кажись, закуривают.

Колька легким прыжком подскочил к забору:

— Дай мне глянуть.

Гойда без возражений подвинулся на скамейке.

— Ах вы, суки. Юра, готовься, сейчас, похоже, кто-то выйдет.

На улице скрипнула калитка, и раздались приглушенные прощающиеся голоса.

— А к чему готовиться? — не понял Юра и на всякий случай придвинулся ближе.

— Брать будем.

— Кого брать?

— Да что ты такой бестолковый, — Колька уже пробегал мимо опешившего Гойды по направлению к калитке, — давай за мной.

Из калитки Колька выскочил пригнувшись и сразу рванул по улице в сторону реки. Туда же спешным шагом удалялась едва различимая в темноте фигура. Гойда, не уверенный в том, что его напарник действует верно, попытался попридержать за плечо разошедшегося товарища, но с таким же успехом он мог бы попробовать остановить разогнавшегося носорога.

Фигура, не оглядываясь, торопливо удалялась к парому — району реки, где когда-то действовала эта переправа, а сейчас висел хлипкий мостик. В ночной темноте его силуэт скорее угадывался, чем виделся чётко. Под ногами остывал разогревшийся за день изрытый ямками асфальт. Юра больше смотрел под ноги, чтобы не навернуться, чем вперед. И только Колька каким-то чудом успевал отслеживать ситуацию и там и там. Расстояние стремительно сокращалось. Самогон уже почти бежал, стараясь ступать неслышно, за ним, едва поспевая, вприпрыжку бухал туфлями Юра. На ходу Колька оглянулся и негромко предупредил:

— Давай потише.

Юра приподнялся на цыпочки, но так бежать было неудобно, и он начал отставать. Когда до фигуры оставалось метров двадцать, она вдруг резко обернулась и, заметив преследователей, резко рванула в сторону прибрежных зарослей. Скрываться смысла уже не было, и Самогон, рявкнув на всю пустую в этот час набережную: «Стоять, милиция!», что было духу помчался наперерез. Гойда — за ним. Какое-то время берег реки оглашал треск ломающегося, словно по нему мчался тяжелый зверь, не меньше бегемота, кустарника, потом неразборчивые возгласы, среди которых явно выделялся рык Самогона, и все стихло. Последние метры Юра преодолевал скорее по наитию, стараясь выдерживать взятое направление. Здесь, на берегу, ночная темень уплотнилась еще больше, и он почти ничего не видел перед собой. Поэтому, когда заросли неожиданно расступились, Юра чуть не вытянулся плашмя. В последний момент чья-то сильная рука поймала его за шиворот. Треснула рубаха, и голос Кольки спокойно предупредил:

— Больше ни шагу, а то «языка» нам растопчешь.

Только тут Юра заметил под ногами свернувшегося калачиком, закрывающегося голову руками человека.

— Чего это он?

— Чего, чего, «Ван Дам», блин, нашелся. Ногами махать вздумал.

В этот момент задержанный всхлипнул и жалобно с явным акцентом протянул:

— Что я вам сделал?

Самогон, не пожелав ответить на сакраментальный вопрос, подхватил его с одной стороны:

— Давай, напарник, берись под другую руку, сдается, что он сам идти не сможет.

Юра беспрекословно подчинился.

Всю дорогу, пока задержанного сопровождали к ближайшему фонарю, который казаки разглядели у подвесного моста, он не сопротивлялся. Иногда прихрамывал, как показалось казакам, в расчете на сочувствие, шмыгал носом, пытался вытереть стекающую по подбородку кровь. Его сдерживали сразу с двух сторон. Шли молча. У фонаря «языка» отпустили. Он тут же уселся и, глядя снизу вверх, вытер тыльной стороной ладошки под носом и поправил разорванную на плече футболку. Потом он замер и настороженно уставился на своих конвоиров. Это был то ли кавказец, то ли цыган. Смуглый, с крупным горбатым носом, худой, невысокий, несколько дней не бритый. Одет в какие-то замызганные штаны и грязную футболку с яркой надписью латиницей. Не местный. Во всяком случае, ни Колька, ни Юра его раньше не встречали. Колька без слов треснул ему подзатыльник. Тот затравленно согнулся и закрылся руками.

Казаки опустились рядом на корточки. На всякий случай огляделись. Тихо. Этот район и днем-то не особо посещался, если только кому-нибудь не приспичит на ту сторону сбегать. Случалось, здесь рыбаки на мостике устраивались, но то чаще с утра. В этот поздний час сюда вряд ли кто завернет. Пляж тоже далеко. Покачивался, поскрипывая на деревянных креплениях, тоненький веревочный мостик над Лабой, тускло освещал кусочек разбитой тропинки к нему чудом не разбитый фонарь на старом столбе. Где-то вдалеке за рекой гулко кричал филин. Совсем рядом раздался плеск воды под сильным хвостом неведомой рыбины.