Виктория Токарева - Неромантичный человек

— А ведь правда Мишка дурак?

— Какой Мишка? — не понял лётчик.

— Мой Мишка.

— А… белобрысый такой? — вспомнил лётчик. — Да, странноватый парень. Заявил в милицию, что это он подстроил аварию. Мне Ефимов звонил. Сверял факты.

— Когда? — оторопела Танька.

— Позавчера.

— Это не может быть. Позавчера он на Землю ФранцаИосифа уехал.

— Он в Верхних Ямках. В кутузке сидит. Ему десять суток дали и наголо обрили.

Танька резко вскочила из-за стола. Бутылка опрокинулась и окатила лётчика полусладким шампанским.

— Ой! — сказал лётчик.

— Ой! — смутилась Танька. — Извините, пожалуйста.

Сержант Ефимов спал на диване, обтянутом дерматином. Проснулся он от стука.

Ефимов сел, зевнул. Поглядел на дверь.

Постучали настойчивее.

— Иду! — крикнул Ефимов. Отодвинул защёлку.

В дверях стоял наголо остриженный Мишка. Без волос он сильно помолодел и выглядел тринадцатилетним подростом.

— Подъем! — скомандовал Мишка. — Пошли!

— А который час? — спросил Ефимов.

— Самое время, — строго сказал Мишка. — Пока нет никого. — Он направился в угол и взял метлу.

Ефимов посмотрел на часы и заканючил:

— Пять часов всего. Ещё час спокойно поспать можно.

— Нечего, — отрезал Мишка. — Тут не санаторий.

Вышли. Милиционер запер милицию.

— И чего прячешься? — недовольно сказал он. — Все равно все знают.

Солнце только что вышло на работу. Было тихо.

Пустой базар, деревянные ряды и даже запылённые огрызки арбуза — все было красиво.

Мишка подметал, вздымая пыль. А Ефимов сидел на пустом ящике и руководил.

— Даты не маши, как косой. Только пыль поднимаешь. А грязь остаётся.

Мишка не обращал внимания.

— Слышь? Ты метлу покрепче прижимай. Понял?

— Не понял. — Мишка остановился.

Ефимов подошёл, взял у Мишки метлу, стал показывать. Мишка отошёл, сел на ящик. Закурил.

— Понял? — милиционер обернулся.

— Нет. Не понял.

— Нажал — и плавный мах. Нажал — и плавный мах. — Ефимов пел.

— Здорово у тебя получается, — одобрил Мишка.

— Это меня мать с детства приучила, — похвалился Ефимов.

— Миша! — тихо раздалось за спиной.

Мишка оглянулся.

На другой стороне базара стояла Танька Канарейкина. Платье на ней было разорвано, будто её рвали сорок собак. На голове повязана косынка по самые брови, как у Маланьи.

— Я с поезда соскочила, — объяснила Танька свой вид.

— А я — во! — Мишка приподнял кепку и показал Таньке свою бритую голову. В порядке упрёка.

— И я — во! — Танька стащила с головы косынку и показала Мишке свои волосы. Они были выстрижены ножницами, выхвачены в разных местах как попало.

— Ой… — у Мишки вытянулось лицо. — Ты чего это наделала? На кого ж ты стала похожа?

— На тебя.

Они стояли и, не отрываясь, смотрели друг на друга. Обманутый неподвижностью воробей подлетел к Таньке и сел на её плечо.

Сержант Ефимов правильно оценил ситуацию, положил метлу и отправился досыпать.

Говорят, что молодость — самое смутное время. В молодости не понимаешь: зачем пришёл на этот свет? Зачем живёшь?

Это не понимаешь и потом. Только догадываешься…