— Не очень-то это честно. Получается, я пишу о том, чего никогда не было.
— Честность! Боже мой, Марко, ты меня поражаешь! А как же Пипс [65] Сэмюэл Пипс (1633–1703) — британский политический деятель, реформатор военно-морского флота, видный мемуарист.
, Босуэлл, Джонсон, Свифт и прочие мошенники всех времен и народов со своими мистификациями?
— По крайней мере, они выдумывали свои мистификации сами. А я должен сочинять их за других.
Тим опять фыркнул, возведя глаза к потолку.
— Мальчик мой, все мы находимся в одинаковом положении. Наши воспоминания на самом деле не являются нашими. Наши поступки тоже. Их сочиняет за нас невидимый автор, а мы только воображаем, что распоряжаемся собственной жизнью.
— И каков результат?
— Тебе что, не по вкусу это чтиво?
Тим Кавендиш в своей обычной манере отвечает вопросом на вопрос. Тут из переговорного устройства на столе раздается голос миссис Уэлан, его секретарши, самой невозмутимой женщины в Лондоне. В ее невозмутимости невозможно пробить брешь, как в гуще тумана.
— Звонит ваш брат, мистер Кавендиш. Вы у себя или до сих пор на Бермудах?
— А какой брат, миссис Уэлан? Ниппер или Денхольм?
— Осмелюсь предположить, мистер Кавендиш, что это ваш старший брат.
Тим вздыхает.
— Извини, Марко. Боюсь, семейный разговор затянется. А почему бы тебе не заглянуть ко мне на будущей недельке? Я как раз прочитаю эти три главы. И еще, не хотелось бы получить упрек в бестактности, как Тэтчер от «Герольда», но тебе следовало бы переменить рубашку. Напоследок один маленький совет. Я даю его каждому, кто хочет дотянуть свою книгу до конца. Пока не закончишь, держись подальше от Набокова. Рядом с ним чувствуешь себя кустарем-подмастерьем.
Я одним глотком допиваю остаток виски и выскальзываю из кабинета, тихонько прикрыв за собой дверь. Вслед мне несется голос Тима:
— Привет, Денни! Рад тебя слышать! Как раз собирался тебе позвонить. Благодарю за твой небольшой кредит, он пришелся очень кстати.
— До свидания, миссис Уэлан! — киваю на ходу.
Богу — богово, кесарю — кесарево, а секретарю — секретарево.
От вздоха миссис Уэлан и свежий салат побледнел бы.
— Марко!
Я забрел на Лестер-сквер, меня увлекли симпатичная девчонка с рюкзаком, разноцветные огни и краски и смутная надежда найти что-нибудь свеженькое в подвальном этаже лавки Генри Пордеса на Чаринг-Кросс-роуд, где распродают уцененные остатки тиражей. Теплый день начинает клониться к вечеру. Лестер-сквер — центр лабиринта. Самое то, чтобы потянуть время. Подростки в бейсбольных кепках и шортах до колен лихо уворачиваются на скейтбордах на полном ходу. Мне пришло на ум слово «центробежный», и я понял, что это одно из моих любимых слов. Молодежь со всего света — с Востока, с Запада, из Америки — стекается сюда в поисках Крутого Лондона. Где за углом у прачечной вечно мерещится кокни-лепрекон. Дети катаются на карусели. Я постоял, посмотрел немного. Один карапуз улыбается до ушей, проплывая мимо своей бабули, и у меня от этого так защемило сердце — вот-вот расплачусь или разобью витрину. Мне дико захотелось, чтобы Поппи с Индией оказались рядом, сию секунду. Я бы всем нам купил мороженого. Индия, конечно, первая управилась бы со своим и принялась за мое. Вот тут-то меня и окликнули по имени. Я оглядываюсь. Яннос призывно машет мне фалафелем из своей греческой закусочной, которая расположилась между Швейцарским центром и кинотеатром Принца Чарльза, где, между прочим, можно посмотреть фильм девятимесячной давности за два с полтиной. Яичница Кати давно уже покинула мой желудок, и фалафель будет как нельзя кстати.
— Привет, Яннос!
— Марко, сынок, рад тебя видеть! Как поживает «Музыка случая»?
— Прекрасно, дружище. Все как полагается. Вечно спорим ни о чем, ноем и пялим подружек друг друга, когда не пялим друг дружку. А ты купил синтезатор у Додди?
— У Додди-морди? А как же! Каждый вечер играю на нем в дядином ресторане. Одна беда — приходится изображать турка.
— Вот как? С каких пор ты говоришь по-турецки?
— В том-то и беда, что не говорю. Изображаю турка-аутиста — музыкального вундеркинда. Засада редкостная. Как будто одновременно играю в «Томми» и «Король и я» [66] «Tommy» (1969) — рок-опера группы The Who , в 1975 г. экранизированная Кеном Расселом, а в 1993 г. поставленная на Бродвее. «The King and I» (1951) — мюзикл Ричарда Роджерса и Оскара Хаммерстайна II, в 1956 г. экранизированный Уолтером Лангом, главные роли исполнили Юл Бриннер и Дебора Керр.
. А когда, кстати, рубится «Музыка случая»?
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу