Дэвид Митчелл - Литературный призрак

А знаете, что самое ужасное в моей литературной барщине? То, что никогда не напишешь шедевра. А если и напишешь, никто не узнает, что это ты написал.

Мне пришлось прождать восемь минут возле банкомата, и за это время мимо прошло одиннадцать языков. По крайней мере, я столько насчитал, насчет восточных могу и ошибаться. Я потянул носом. Запах слизи, покрывающей лондонские булыжники, достиг моих обонятельных анализаторов. Мм-да. Прелесть. Рядом с банком — магазин, в котором продаются одни телевизоры. Широкие, узкие, плоские, кубические, сферические и такие, которые одновременно показывают вам всю ту чушь, которую вы упускаете на тридцати каналах, пока смотрите чушь на выбранном одном. Я понаблюдал, как регбисты из Африки выиграли у англичан три раза по три очка, и сформулировал закон Марко об Аналогии Соотношения Случайного и Неизбежного с Видеозаписью Спортивного Матча. Он гласит: пока игра не записана на видео, она — замкнутое пространство взаимодействующих случайностей. Но как только матч записан, любая мелочь из возможной становится необратимой. Прошлое, настоящее и будущее существуют одновременно: вот на этой пленке, которую можно взять в руку. На пленке нет ничего случайного, любое движение человека или мяча предопределено. Так что же тогда является законом нашей жизни — случайность или неизбежность? Ответ относителен, зависит от момента времени и точки зрения. Пока ты находишься внутри своей жизни, все в ней для тебя случайность. Если ты вышел за ее пределы и смотришь со стороны, будто читаешь книгу, все — сплошная неизбежность.

Не знаю, как для вас, а для меня жизнь — колодец, и я нахожусь внутри. Погрузился по шейку, но дна пока не достиг.

Меня мучает острое желание поймать такси, доехать до Хитроу, сесть в самолет и улететь куда-нибудь подальше, где людей поменьше. Монголия — самое подходящее для меня место. Но мне не на что добраться даже на метро до Хитроу.

Вставляю карточку в щель и умоляю коварного бога-покровителя племени банкоматов послать мне двадцатипятифунтовую бумажку. Меньше никак не хватит, чтобы напиться в обществе Джибриеля. Чертова машина глотает мою карточку с потрохами и советует обратиться в обслуживающий меня филиал банка. Я рычу и щелкаю пальцем по экрану. Что проку в Йейтсе, если выпить не на что?

Пышнотелая индианка с красной точкой на лбу пробасила у меня за спиной с бруклинским акцентом:

— Какой облом, да, малыш?

Не успел я ответить, как голубь с карниза насрал мне прямо на макушку.

— Сегодня не твой день, малыш… Держи салфетку…

Литературное агентство Тима Кавендиша находится в темном переулке возле Хеймаркета. На третьем этаже. Со стороны здание выглядит просто шикарно. Вращающаяся дверь, над ней навес, на нем флагшток. Оно предназначалось то ли для филиала Адмиралтейства, то ли для одного из этих дурацких клубов, куда женщинам вход заказан. Но теперь здесь находится Тим Кавендиш.

— Марко! Как здорово, что ты пришел!

Излишек энтузиазма настораживает гораздо больше, чем его отсутствие.

— Добрый день, Тим. Я принес три последние главы.

— Кидай наверх!

Одного взгляда на стол Тима достаточно, чтобы все понять. Стол некогда принадлежал Чарльзу Диккенсу. По крайней мере, так говорит Тим, и у меня нет причин ему не верить. На столе нет живого места: гора папок и рукописей, шеренга бокалов «Гленфиддих», которые можно принять за аквариумы, три пары очков, компьютер, которым он при мне ни разу не пользовался, переполненная пепельница, энциклопедия «Ниневия и Ур от А до Я», еженедельник «Скачки».