Ольга Аль Каттан: Записки иностранки

Родители – главные после Аллаха люди. И это тоже не пустой звук. Когда видишь, как взрослый 40–летний сын целует руку своему отцу в знак приветствия и просит благословить, – просто теряешься. Воспитанные в жестких рамках, в своих традициях, эти дети будут воспитывать свое потомство точно так же. Общество, для которого законы добра и милосердия – не пустой звук, не может воспитывать и создавать маньяков. Страх кары небесной силен. Во время Рамадана люди жертвуют как можно больше вещей, денег в пользу бедных. Аллах видит, и эти поступки зачтутся.

Безусловно, существует много проблем в связи с "переиначиванием"ислама религиозными фанатиками. Существует религиозное ханжество, оправдание жестокого террора. Но настоящие, обычные мусульмане, с которыми мне повезло встретиться, хотят жить в мире, растить детей и радоваться жизни, — никто из них не оправдывает войну и терроризм. Было видно, как тяжело людям говорить об этом. "Аллах не призывал идти и взрывать ни в чем не повинные семьи, женщин и детей. Мы такие же люди. Обычные. Почему, если мусульманин, – значит террорист…".

Мы ехали в автобусе полдня. Среди пассажиров были путешествующие студенты из Италии и Франции, был улыбчивый парень из Бразилии, который пересек практически весь Ближний восток, были сирийцы и иорданцы. Такой доброжелательной, уютно–домашней атмосферы я не ощущала уже очень давно.

На остановках, в очереди за визами люди знакомились, с любопытством расспрашивали о том, кто куда едет, шутили на ломаном арабо–английском.

Почему вспомнилось вдруг, как в одной из поездок, во время возвращения с друзьями из Анапы ко мне повернулся мужчина и, показав пальцем на нашего друга из Судана, произнес: "О, девчонки, вы с собой обезьяну захватили… а она говорить умеет?". Я что–то промямлила, что это такой же человек…Но мужчина продолжал "шутить". И никто из пассажиров не вклинивался в нашу беседу.

Студент из Судана учился в России уже 4 года и весь разговор понимал, конечно.

В голове вертелась только одна позорная мысль, чтоб он молчал и не возмущался. Тогда нам не пробьют головы и мы живые доедем домой…

Почему такие мысли перестают посещать на Востоке… Ни в лагере палестинских беженцев, куда мы попала, сбившись с дороги (где нас накормили, вызвали такси и завернули с собой в дорогу пирожков) . Ни в Ливане, где каждый второй человек приглашает зайти выпить кофе, ни в Сирии, ни в Иордании мне не было страшно, что меня задушат–изнасилуют–расчленят и зароют в горах…

Автобус приехал в Амман в 9 вечера. Белый город от наступающих сумерек менял свой цвет на серо–жемчужный. Алаа и его маму (это оказалась мама, а не жена!) встречал его брат с сынишкой. Иорданская семья бурно решала, как же помочь добраться до Петры случайным попутчикам. Сначала братья стали ловить такси, но водители заломили такую цену, что ребята лишь поцокали языками, посадили нас в свою машину, и тут снова в моей голове возникли мысли о маньяках…

Мы кружили по улицам Аммана в поисках самой вкусной (а заодно дешевой) шаурмы.

Череда мостов делила город на огромные неровные "куски", перетасовывая их с огнями и звездами, и даже в темноте на протяжении всей дороги было видно, как развевается самый высокий в арабском мире флаг Иордании.

В одном из районов, перекрыв улицу столами, бурно праздновали свадьбу, тут же танцуя под яркими фонарями. Крики, свист и один многолюдный танец. Всеобщая радость человеческая разливалась громкой восточной музыкой на несколько кварталов вокруг. А в небольшой закусочной без устали работали огромные бородатые повара.

Я с любопытством разглядывала специальную машинку для производства фалафеля (гороховых котлет) , в то время как Алаа с пафосом и гордостью рассказывал всем, что мы из России.

— Как жаль, что вы не успеваете погостить у нас дома, — вздохнула мама на прощание.

И мы поехали в Петру. Я и муж, в машине с двумя мужчинами, которых видели первый раз в своей жизни (ну с Алаа хоть полдня были знакомы. А с его братом — полчаса…) .

Почему абсолютно незнакомые люди решили нам помочь? Что за глупый вопрос. Потому что они – люди. Очень хорошие люди.

Каждый раз, возвращаясь в Россию из теплых, разукрашенных жарким солнцем краев, я заново адаптируюсь к жизни в родной стране. Все встречи и дороги, все слова и мысли, улыбки и слезы я вынимаю из души, раскладывая по полочкам памяти. Потрошу душу, оставляя в ней самое–самое дорогое и бесценное. Навсегда.