Анна Андронова - Побудь здесь еще немного

Он мечтал о большой семье, которая собиралась бы за длинным столом. Русоволосые мальчики и девочки разных возрастов, из которых младшие едва говорят, а старшие уже ходят с ним на рыбалку и помогают матери. Он мечтал о простой основательности жизни, ржаном хлебе, картошке, ромашках в глиняной вазе. Уже был куплен добротный домик в сорока километрах от города, где они проводили выходные и отпуск. Отпуска у них с женой были короткие, выходные пролетали, как один день. Этого ему было мало. Каждый раз, уезжая в город, он испытывал тоску и почти боль отрыва от глубоко родного и любимого места. Даже собака в их малогабаритную городскую квартиру не влезала, было понятно, что измучается в четырех стенах. Пусть уж так, до лучших времен.

Год за годом муж Женщины своими руками медленно и усердно обустраивал их будущее обиталище. Менял венцы, переделывал сени, ставил баньку. Из задуманного им в юности большого семейства жена смогла родить только единственную дочь. Во время беременности открылась детская недолеченная болезнь почек, их с девочкой еле спасли. Спасибо и за это. Дочь быстро выросла, в ее институтской компании идеи деревенской жизни популярностью не пользовались, все стремились на юг, в Крым, пропадали там «дикарями» по два месяца. Правда, зять попался понимающий, спокойный, не прочь и порыбачить, и за грибами сбегать, комаров не боится. Ждали, ждали наконец пенсии, уехать скорее, оставить молодым квартиру, забрать внука Данилку выкармливать на натуральном молоке. Да все никак.

И возраст был подходящий, пенсионный. Муж давно мог в любой момент уйти, а Женщину все не отпускали, на две поликлиники единственный ухо-горло-нос. Главный врач умолял лично. Данилке три месяца с перерывами делали массаж, выправляли слабые ножки — не уехать. Потом зять терял работу, денег не было, потом дочь получала второе образование — денег не хватало, потом зять находил работу, но быстро терял с большими долгами… Так и тянулось. Теперь дочь с мужем уехали в Германию на заработки, внука оставили родителям. Жить на что? А Данилке уже пять, на следующий год в школу, надо подготовительные курсы, чтение и счет, без экзамена не возьмут. Женщина переживала за мужа, как он постарел, сгорбился как-то, ослаб. Утром проснется, откроет глаза и вздохнет, на завод ему к семи на рейсовом автобусе, не опоздать бы. Дождь в окне, осень. В деревне-то осенью еще лучше, еще красивее, до леса рукой подать, охотничий сезон. В доме тепло, можно печь натопить, как нравится — жарко или не очень. А здесь, в городе, тоска и холод, даже кот пригорюнился.

Кота Нарцисса завела дочь. Завела и уехала, а кот остался сидеть на подоконнике.

Белый, ни пятнышка, с голубыми глазами. Говорят такие — глухие. Они не поняли. Кот как кот, очень спокойный, даже не пришлось подвергать его неприятной котовой операции. Он не просился на улицу, не драл мебель, не вопил, относился к жизни созерцательно и философски, наблюдая ее из окна кухни.

Из того самого окна, мимо которого много месяцев подряд бегал Пес. Весна сменилась летом, лето осенью, уже повернуло на зиму, а Пес все бегал каждое утро не сбиваясь, как на работу, до рынка и обратно в лаз под забором магазина. Он приходил на ступеньку ремонтной мастерской и ждал там Женщину, которая непонятно почему так ему понравилась. Сначала просто ждал, потом стал каждый раз провожать до поликлиники, потом разведал, где она живет. Просиживал утра под стеной дома, не сводя глаз с подъезда, и, дождавшись, доводил до детского садика ее и мальчика. Мальчик не интересовал Пса, только Женщина. Он издалека чуял ее теплый домашний запах. Он так мучительно хотел подойти и потереться головой о ее ладони, когда она высыпала из газетки куриные косточки. Так доверчиво и открыто она протягивала ему покрасневшие от холода руки без перчаток, и от них пахло домом, домом, домом! Домом, которого он не знал. Женщина ни разу не повысила голос. Разговаривала тихо и немного печально, будто уговаривала:

«Господи, какой же ты худой, ребра торчат! Ты откуда такой? Красавец… Морда шелковая, шуба густая, нос кожаный. Красавец… Поешь, поешь».

И жизнь его теперь была вся подчинена необычному счастью видеть Женщину, принять у нее из рук еду и трусить чуть в стороне, сопровождая, куда бы она ни шла. Он забросил ночные гонки за машинами и за три месяца осени научился тоненько по-щенячьи лаять и приплясывать на месте в ожидании угощения. А однажды она вынесла ему похлебку в Миске, в чудесной жестяной Миске…