Ольга Янаева - Азия. Время красоты

Крот сомнений разрыл мне душу. Мне надо было побыть вдали от Анри, чтобы вернуть способность спокойно мыслить. Мне снова нужна «комната истины».

Сейчас она богато убрана. Шелковые обои. Кожаные красные диваны На диване сидит Анри. Ему в этой комнате лет сорок. Комната сама решает, какой быть кому в каком возрасте и виде появиться. Он элегантен, в очках. Вид уставший. На лице — никаких эмоций.

— Привет, малыш, — говорит он мне незнакомым низким тембром на моем родном языке, чисто, без акцента, как и полагается в особом пространстве. — Ты совсем не изменилась, выглядишь как тогда. Тебе было восемнадцать лет? И мне тоже. Но я понимаю: подтяжки, диеты, массаж, «уколы красоты», разные аппараты лазерные… Сейчас это не проблема. Однако у тебя хорошая клиника. Ты счастлива?

Но здесь вопросы задаю я.

— Если бы я тогда осталась с тобой, выбрала бы страсть, тебя одного, окончательно, пошла бы по этому пути, что было бы, милый?

Я по привычке назвала его так. Хотя передо мной был нелегкий, восторженный красавец-музыкант, а закованный в броню жизненного опыта солидный бизнесмен. Он ничуть не удивился. Здесь действовали законы памяти и сна, все реально, возможно, доступно.

— Прошло бы совсем немного времени, и мне пришлось бы оставить тебя, малыш. Моя семья — мусульмане. Моя мама говорила: встречайся с кем хочешь, нас это не касается, но женитьба — это уже семейное дело. Мы сами подыщем тебе невесту, сынок. Ты не подходила нашей семье в качестве невестки. Категорически не нравилась моей маме. Отец не вмешивался до определенного поворота событий. Дальше бы случилось вот что: я собрался жениться на тебе, а моя семья встала на дыбы, пригрозила лишить наследства. Пришлось бы нам расстаться. Отец предложил бы тебе компенсацию, ты бы не взяла. Послала бы меня подальше. Малыш, я горевал недолго, я — большой бабник, как оказалось. Потом, когда ты ушла от меня (значит, я все же ушла от него!), до своих сорока трех встречался только с моделями. Это дело затягивает. Простые девушки кажутся блеклыми, унылыми. Чужими… Благодаря тебе, Саша, я и сам стал известной моделью. Ты открыла для меня модельный мир. Я снимался в кино. Заработал два миллиона евро на рекламе трех известных брендов одежды и парфюма. Но позвонил отец, сказал, что надо прекращать баловство, и я принял в наследство фабрику, бизнес и так далее. Мы ровесники, малыш. Тебе сорок семь. Сейчас я бы не сделал тебе предложение. В нашем обществе только юные девушки становятся невестами. Ты уже старая для меня, Саша. Я женюсь на юной дочке миллионера, в апреле свадьба, ее отец арендует целый остров для гостей…

— Спасибо, — прошептала я сквозь слезы.

Анри тотчас исчез, комната закрылась.

Правда очень болезненна.

Встречающий меня в аэропорту Анри ничего не знал о моей «комнате истины». Сильно волнуясь, не дал мне заговорить первой.

— Саша, я написал тебе письмо. Я сейчас прочитаю. Ничего не говори.

Анри еще детским, крупным почерком написал мне любовное послание. Он читал вслух, читал только для меня.

Стася, наблюдавшая за нами, подошла, предложила спасительное:

— Давайте, поговорите вечером, в спокойной обстановке. Сейчас нам надо спешить в агентство…

— Ты можешь сегодня вечером? — бесцветно спросила я Анри.

— Я отменю репетицию, солнышко. Обязательно. Жди меня в апартаментах.

Анри целует меня. Остатки сил покидают меня по-английски. Я все скажу ему. Только не сегодня. Пусть эта ночь еще побудет НАШЕЙ. Я объясню ему утром.

На рассвете Анри отчаянно пытается меня убедить:

— Что нам мешает быть вместе? Мы любим друг друга. Зачем все разрушать?

— Я не подхожу тебе. Я не могу остаться.

Я ухожу. Анри кричит мне в спину: ты — жестокая, неправильная девушка! Теперь всю жизнь у меня на спине будет подергивать, как давно простуженный нерв, клеймо, незримо повешенное моим страстным Анри: ты — неправильная, жестокая девушка…

Прости, любимый! Прощай!

Мне кажется, что я временно умерла, впала в летаргический сон. У меня даже температура тридцать пять градусов. Я хожу бледная, осунувшаяся, тихая, но непреклонная. Мое Нечто согласно со мной. Мы вместе с моим внутренним камертоном переживаем трудные времена. «Иногда убежать — значит одержать победу» — гласит японская поговорка. Я сбежала с поля любви. Я — дезертир. Но это была не моя битва. Я ошиблась полем боя.

Анри будет звонить. Отвыкать по частям, отрывая себя от меня. Его звонки, как электрические разряды, будут встряхивать мое тело: вздрагиваю на его теплый голос, но душа моя уже далеко… Я должна быть сильной. Во имя грядущего, во имя МОЕГО МУЖЧИНЫ. Между нам и будет Музыка и Ветер. Я освободила пространство в душе для новой любви: можно приземляться — полоса свободна.