Мария Донченко - Оранжевый туман

«Не сегодня», — решил он наконец, — «И не на бумаге. Я должен рассказать маме лично, как всё получилось. Потом. Когда-нибудь. Может быть, если дадут свидание после приговора».

И он отложил нелёгкое признание на неопределённый срок.

Марина Шанина молчала. Она не ответила ни на первое его письмо, ни на новогоднее поздравление.

…Следователь, казалось, совершенно забыл о существовании Виталика Нецветова. За два месяца его ни разу не вызвали на допрос.

В середине января две тысячи шестого года его повезли в суд — продлевать содержание под стражей.

То был день, когда он на несколько секунд увидел мать и Любу Измайлову.

Исход судебного заседания был предрешён заранее, и Виталик не строил никаких иллюзий.

«Всё известно наперёд», — подумал он, выходя из автозака, — «Что суды, что выборы — одно и то же».

И мысленно улыбнулся такой аналогии.

День выдался морозный. Снег непривычно ярко блестел на солнце. В голове коротко мелькнула мысль — как он раньше не ценил такое счастье, видеть, как блестит под солнцем снег.

Люба сидела в коридоре суда в куртке нараспашку. Прошло больше четырёх часов с момента, как она вошла с мороза в натопленное здание, и румянец давно сошёл с её щёк. Заседание было назначено на одиннадцать утра, а началось в три часа дня, всё это время она просидела в тепле на лавочке в коридоре.

Рядом с ней, в своём длинном пальто, сидела Лариса Викторовна, и даже за те несколько секунд, что Виталика проводили в наручниках мимо неё, он заметил, как она постарела всего за два месяца. А ведь ей не было ещё и сорока пяти.

Приподнимаясь на ноги, Люба, как показалось Виталику, попыталась что-то крикнуть ему, но не успела — хотя она ждала его появления уже четыре часа, оно оказалось для неё неожиданным.

Он успел увидеть их глаза — и матери, и Любы.

И всё.

Через пятнадцать минут суд продлил ему содержание под стражей ещё на три месяца.

Люба с нетерпением ждала, когда в Измайловском парке растает последний снег.

Пусть даже не совсем последний, пусть даже он останется по краям тропинок — затвердевший чёрный снег. Но в дикой части парка, в отдалении от дорожек, где не слоняются случайные прохожие, должна проявиться из-под снега чёрная весенняя земля, ещё промёрзшая, ещё без травы…

Когда на город опускались лёгкие и ароматные сумерки самого начала апреля, Люба сидела у окна в своей комнате рядом с компьютером, принтером и сканером. Однако компьютер был выключен, а она, вооружившись скотчем и ножницами, деловито обклеивала твёрдую коробку с компьютерными дисками.

Диски она бережно сложила в упаковки, не касаясь пальцами записывающей поверхности, в несколько слоёв обмотала широким липким скотчем, опустила в коробку и ещё несколько раз обернула её клейкой лентой, потом втиснула свёрток в металлическую коробку из-под чая, завернула её в три полиэтиленовых пакета и ещё несколько раз проклеила сверху. На всю эту процедуру ушли почти три больших рулона скотча, но Люба его не жалела.

Когда она вышла из дома, захватив с собой пакет с обмотанным скотчем свёртком и большую садовую лопату, найденную в кладовой и не выброшенную много лет назад по забывчивости родителей, было уже почти темно.

Ночь вступала в свои права. Проносившиеся мимо автомобили, редкие автобусы и маршрутки освещали пространство ярким светом фар. В воздухе сладко пахло весной.

Идти до парка было недалеко, но с каждым шагом Любой всё больше овладевал неподотчётный страх, требовавший от неё оглядываться назад.

Люба сжала зубы и заставила себя не оборачиваться.

Она вошла в лесопарк. Шум города становился глуше. Звёзды тускло мерцали над Измайловским парком, однако за ещё голыми, но раскидистыми кронами деревьев, за их влажными чёрными ветвями не было видно тёмного апрельского неба.

Когда Люба свернула с освещённой гравиевой дорожки на узкую тропинку и пошла по ней дальше, ступая по хлюпающей грязи и подгнившим прошлогодным листьям, видимость сократилась до предела. В воздухе пахло свежестью и тающим снегом. Где-то в ветвях резко прокричала неизвестная ночная птица. Девушка непроизвольно вздрогнула от неожиданного звука. Но всё вновь стихло.

Вонзая лопату в холодную землю между двумя деревьями, нажимая на твёрдый металл ногой в измазанном грязью кроссовке, Люба думала только о том, что когда придёт день и ей нужно будет найти это место и это дерево — а она не сомневалась, что рано или поздно день придёт и она должна будет прийти и его найти — только о том, чтобы не забыть и не перепутать.