Мария Донченко - Оранжевый туман

Огонёк подрагивал на конце сигареты. Двое бойцов курили и переговаривались вполголоса, когда Хасан приблизился к ним.

— Всё в порядке? — спросил он.

— У нас да, — ответил один, — посмотри, что в соседнем подъезде. Они там что-то выясняли на повышенных тонах.

С той стороны, куда он указал, действительно доносились раздражённые голоса, сначала громко, потом приглушённее, но, едва Хасан направился туда, звуки спора переросли в шум борьбы, и он прибавил шагу.

На площадке сцепились между собой двое лоялистов. Заслышав шаги, один из них вывернулся и бросился к лестнице, срывая с себя повязку. Второй кинулся за ним, когда за спиной раздался суровый окрик Хасана.

— Что здесь происходит?

— Крыса, — выдохнул стоявший ближе ополченец, вытирая кровь с разбитого лица.

— Сам ты крыса, — крикнул бежавший уже с лестничного пролёта. — Вы тут сдохнете все, как собаки! Война всё равно проиграна. Хотите подыхать — подыхайте, а я буду жить!.. Повстанцы — они такие же…

Перебежчик метнулся на мостовую, но больше нескольких шагов пробежать не успел, как не успел и закончить фразу. Короткая очередь настигла дезертира из окна лестничной площадки.

С вражеской стороны вяло ответили несколькими выстрелами в никуда.

— Листовок крысиных начитался, — пояснил Хасану бывший товарищ убитого. — Хотел к крысам сбежать, и меня с собой звал.

— Что у вас тут? — спросил появившийся сзади на звуки выстрелов Ахмад. Ему коротко объяснили.

— Вот как, значит, — мрачно протянул командир. — Был я вчера у соседей. У них произошёл такой случай неделю назад. Ушёл человек к крысам, — он замолчал.

— И что? — спросил напарник убитого.

— Вернулся, — не сразу ответил Ахмад. — Подбросили труп к их позициям через сутки. Опознали. Тот самый…

Он обернулся на лёгкие шаги. В проёме показался разбуженный выстрелами Ибрагим.

— Вы говорите, — сказал мальчик, услышавший лишь обрывки разговора. — Не надо от меня ничего скрывать. Вы думаете, я не знаю, что… что Таверги больше нет? — его голос дрогнул, но лишь на секунду. — Я тоже был в Интернете…

Хасан отвёл от него взгляд.

— Пойду, подменю Виталика, — сказал он, поправляя на плече автомат.

…Полулёжа на циновке наедине с собой, Виталик смотрел на звёзды сквозь пустую оконную и вспоминал Димку Серёгина. Вспоминал, как лежали они на траве возле трассы и говорили о том, как долго идёт свет от ближайшей звезды и о том, что они его увидят осенью одиннадцатого года. И вот она, осень одиннадцатого, когда Димки нет уже на свете, и не позвонит ему Виталик, а самому Виталику никто не позвонит, потому что он, как ни странно, ещё живой, но нет связи с осаждённым городом, о существовании которого он год назад ещё даже не слышал, и только вечные звёзды светят ему из две тысячи седьмого года, а то и из далёких доисторических времён… Казалось, совсем недавно это было, а в то же время и безумно давно, если припомнить, как тянулось время в неволе, а ведь ещё год назад вот эти крепкие руки, что сжимают сейчас автомат Калашникова, пилили доски на промзоне… Виталик усмехнулся. Да, год назад было тринадцать дней до освобождения… Мысли понесли Виталика ещё дальше в прошлое, в две тысячи пятый год, к его спорам с Любой о сути оранжевых революций, когда он — смешно подумать — защищал возможность сотрудничества с демократами… Кто бы ему тогда сказал, что пройдёт несколько лет, и судьба повернётся так, что он будет с оружием в руках защищать от демократов последний свободный город страны, о которой ничего толком не знал…

Ночь-то какая красивая, ясная… И звёзды крупные, южные, у нас таких не бывает, правда, Димка?.. Трое настоящих друзей было за всю жизнь у Виталика — Юрий Барышников, Дмитрий Серёгин и Евгений Черных. И всех троих нету. Четвёртым, может быть, станет Хасан Зарруки. Если мы, конечно, выживем…

Люба… Он, конечно, виноват перед ней, ей есть в чём его упрекнуть. Всю молодость она его ждала, то из тюрьмы, то с войны, а он вот только сегодня и признался ей в любви по-настоящему. Придётся ли ещё увидеться или хотя бы списаться в сети?… Или только послать ей мысленный привет за пять тысяч километров?

«И всё же я ни о чём не жалею», — сказал себе Виталик, — «Ни о чём. Всё правильно. Главное, всё честно. Лучше умереть за правое дело, чем всю оставшуюся жизнь гнить на Харпе».

Посёлок Харп. Ямало-Ненецкий автономный округ, Приуральский район. Колония для осуждённых к пожизненному лишению свободы у Северного Полярного круга.