ДЭНИЭЛ ВАЙСС - НЕТ ЦАРЯ У ТАРАКАНОВ

Когда позвонили в дверь, ужину до готовности было еще далеко.

– Помочь? – спросила Элизабет.

– О, не стоит, все под контролем. Располагайтесь в комнате. Я сейчас принесу что-нибудь перекусить. – Голос Руфи ничего не выдал.

Оливер приблизился к камину и потянулся к шахматной доске.

– Не трогай, – сказала Элизабет.

Он пожал плечами и повалился в кресло. Ну и отлично, ему еще выпадет шанс сделать что-нибудь похуже.

– Айра, ты здесь? – крикнул он в кухню.

– Мм-гм. – Айра жевал.

– На подхвате? Ах, как бьется сердце. Что, профсоюз симулянтов дал липовый выходной?

Руфь появилась в дверях – палец забинтован, в руке деревянная ложка. Она поманила Айру из кухни.

– Может, расскажешь Оливеру и Элизабет, как великолепно прошел день?

– Еще один ниггер-убийца свалил на свободу, а? – спросил Оливер.

– Пожалуйста, не говори так. – Элизабет дернула его за рукав.

– Прости, дорогая, – сказал он, а затем, громче: – Я хотел сказать, еще один ниггер-убийца отправился на свободу, а?

– На доследование, – ответил Айра.

– Я в тебя верил, – торжественно заявил Оливер.

– Можно сказать, – ответил Айра, – черный день наступит для Америки, когда невинный не выйдет на свободу.

Вошла Руфь с подносом сыра и крекеров. «Шевре» – прекрасный выбор! Намазать этот сыр, взять и прожевать крекер и притом не усеять ковер крошками – невозможно. Оливер забурился в сыр, не успела Руфь поставить поднос.

– Веди себя прилично, – напомнила ему жена.

Моя жатва начнется позднее; до субботней уборки еще примерно двенадцать часов. Мои сегодняшние планы гораздо честолюбивее.

Оливер лизнул нож. Элизабет шлепнула его по руке.

– Мило, – сказал Айра.

– Айра, – провозгласил Оливер, – спорим? Не пройдет и двух месяцев после освобождения, – я знаю, ты этого добьешься, – как парень вернется. Что бы он ни сделал и кем бы ни был. – Элизабет незаметно вонзила ногти в трясущийся жир у него на руке. – Я хочу сказать, независимо от его цвета кожи, вероисповедания, пола или предыдущих судимостей. Он вернется.

Обычно Айра воспринимал подобные провокации с улыбкой. Но не сегодня.

– Что мы все обо мне да обо мне? Расскажи нам лучше, что нового в мире договоров и организованной преступности.

– А что такого со строительством? – удивился Оливер. – Тебя, должно быть, смущает мысль, что люди готовы месяц работать до получения зарплаты?

– Нет. Меня смущает мысль, что люди заканчивают жизнь на дне реки в бетонированных кроссовках.

Оливер помолчал.

– Такое случается. Я не работаю на этом уровне и не знаю наверняка. Если кто-нибудь время от времени мрет, и от этого большой проект идет гладко – ну, что поделаешь? По крайней мере, от моих денег есть польза. Но я плачу налоги, а они идут тебе, и ты тратишь их на освобождение наркомана, который живет на пособие, мочит кого-нибудь ради очередной дозы, а затем идет под суд и садится в тюрьму – за мои деньги. И вот это меня достало.

Руфь повернулась к нему:

– Ничего чудовищнее я в жизни не слышала. Оливер пожал плечами:

– Не будь наивной. Так происходит в реальном мире, где люди зарабатывают на жизнь.

– Прошу тебя, Оливер. Я глава финансового отдела…

Элизабет перебила пугающе жизнерадостно:

– Руфь, эта шерсть похожа на тот шарф, что ты мне подарила. Ты купила себе такой же?

Это она обнаружила мою нитку в пепельнице. Руфь взяла у нее нитку.

– Такая же, и впрямь. Но я покупала один.

– Полно, Элизабет. Мы же все понимаем, что подобный шарф Руфи не пойдет, – сказал Оливер.

На лице Элизабет нарисовалось энергичное предупреждение.

– Ой, ну не знаю, – ответила Руфь. – Если бы подарки посыпались на меня с неба, я бы не возражала.

Давай, Олли. Скажи ей, что ты о ней думаешь. Скажи, что она дешевая жидовка и купила подружке корейскую синтетику, а взамен ждет тайского шелка. Скажи ей: большое спасибо, но твоя стильно тоненькая женушка не носит грязь на нежной шее и не завязывает обноски под одиноким точеным подбородком.

Оливер покосился на жену и вздохнул:

– А что, «Танкерей» еще остался? Элизабет не двинулась, и он заковылял на кухню. Мой первый просчет: я не подумал, что Оливер возжаждет бесплатного первосортного джина.

Они переместились в столовую, и Руфь забегала с посудой. Я все ждал, когда же кто-нибудь побледнеет и вскочит при виде трупа Блаттеллы в соусе с тушеным мясом – Вознесение в квартире 3Б.

Ничего. Стол – воплощение земной несправедливости. Вырожденцы обжираются, а мы, соль земли, голодаем. Я сходил в спальню за Американской Женщиной и отволок ее по коридору к порогу столовой.